— Она была хорошенькая! И молодая, и почти со всеми зубами. Детей тоже не было. Ты бы на ней хотя бы свои деньги вернул.

Я не стал объяснять. До тех пор, пока Векель не освободил Лало, я так же относился к траллам. Они были имуществом, как скот и овцы. Но годы, проведенные в обществе Лало, когда мы ели, спали и сражались бок о бок, изменили мое мнение. Да, его кожа была черной, а моя — белой, и его волосы вились тугими кудрями, а мои падали на плечи, но на этом основные различия заканчивались. Его кровь была красной. Моя моча и его — желтой, и его дерьмо воняло не хуже моего. Он был таким же человеком, как и я, рожденным свободным и ставшим рабом лишь по злой воле судьбы. Вот и история Дервайл мало чем отличалась. Она была захвачена в плен во время норвежского набега еще маленькой девочкой.

Имр сказал бы, что я размяк, но он был неправ. Лало и Дервайл были особыми случаями. Я все равно буду брать траллов в набегах, потому что они были валютой. И иногда, когда серебра и других сокровищ было мало, траллы были единственной валютой.

Мысли о Дервайл заставляли мой пах напрягаться, и не раз я подумывал купить себе женщину-тралла. Я видел нескольких все еще привлекательных на рынке. С сожалением я решил, что это будет пустой тратой с трудом заработанного серебра. Мы могли здесь надолго не задержаться.

Пришли свежие вести из Дублина. Если им верить, Бриан Бору хотел сесть и поговорить с Сигтрюггом, с глазу на глаз. Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой. Сигтрюгг не был простофилей, чтобы поверить в эту историю с первого раза. В то же утро Стирлауг отправился выяснять, что к чему.

Одно было ясно в моем уме. Если история окажется правдивой, Сигтрюгг прыгнет обратно в Дублин быстрее, чем блоха на собаку. Его возвращение имело странный смысл. Бриан не был заинтересован в управлении городом. Ему нужны были заложники и серебро, и клятва больше не создавать проблем, и он был бы вполне счастлив, если бы Сигтрюгг снова водворился в своем большом зале.

Наступил пятый месяц года, и «Бримдир» снова был в Черном пруду. После того, как мы уходили в прошлый раз, было странно снова здесь оказаться. На якоре стоял лишь один другой драккар, «Гьяльфрдир» Стирлауга, что свидетельствовало о все еще слабой позиции Сигтрюгга. Мне это не нравилось, как и пребывание в Дублине. Все изменилось. Сигтрюгг снова был королем, по крайней мере, на словах, но хозяином теперь был Бриан Бору, и Сигтрюгг плясал под его дудку. Будет ли он организовывать набеги по всему Эриу и наживаться на прибылях с оживленного невольничьего рынка города, еще предстояло увидеть. Имр был доволен выжидательной позицией. Он никому не говорил о своих намерениях, что было в его духе. Я же, беспокойный, надеялся, что время, проведенное на Мэне, пробудило в нем желание увести «Бримдир» куда-нибудь еще.

Мы вернулись сразу после ухода Бриана Бору и его армии. Король Мунстера ушел, приняв слово Сигтрюгга, посланное гонцом, что тот будет верно служить Бриану отныне и впредь. Это, как мы с Векелем сошлись во мнении, было сделано, чтобы позволить Сигтрюггу и его двору вернуться в город с некоторой гордостью и таким образом избежать дальнейшего унижения.

Я искал Дервайл, но ее нигде не было. Это обрадовало мое сердце. По словам хозяина постоялого двора, где мы останавливались, она отправилась в Ульстер. Я надеялся, что она нашла свою семью.

Бриан не ушел далеко от города, потому что договор простирался дальше заложников из Дублина и клятв верности. Сигтрюгг должен был жениться на одной из дочерей Бриана, а Бриан — взять в жены мать Сигтрюгга, Гормлайт. Совместная церемония, укрепляющая мир, должна была состояться на следующий же день.

Меня одолевали смешанные чувства: с одной стороны, мне было тошно здесь находиться, с другой — я ждал завтрашних празднеств. Покидать товарищей по кораблю не хотелось, но и напиваться до беспамятства, как собиралось делать большинство, желания не было. Векель и Торстейн скрылись вдвоем, как они иногда делали. Все их отношения — да, в общем-то, и сам этот факт — товарищи по кораблю старательно не замечали. Я решил, что причина проста: о чем не говорят, того не существует.

Я размышлял об этом. С тех пор как у Векеля начались отношения с Торстейн, он был самым счастливым, каким я его когда-либо видел. Поэтому принять их как пару было несложно. Надо полагать, они спали вместе, но живот у Торстейн ни разу не округлился. Причина могла быть только в Векеле. Благодаря травам, которые я купил по его совету, Дервайл тоже ни разу не понесла.

«Удачи им обоим», — подумал я.

У меня появилась цель на вторую половину дня. Я куплю Векелю подарок, просто потому что он мой самый близкий друг. Что это будет, я пока не знал. Решив, что в кошеле денег хватит и нет нужды наведываться в мой личный тайник, зарытый в поле к северу от Дюфлина, я собрался. Я надел чистую тунику, причесал волосы, сунул за пояс сакс и спустился с «Бримдира». До ворот в стене было недалеко, и стражники приветствовали меня дружелюбно. Нашу роль в побеге Сигтрюгга не забыли.

Площадь перед большим залом короля кишела народом; подготовка к королевским свадьбам шла полным ходом. Бывший воин был в своей стихии: указывал, жестикулировал, орал на медлительного тралла, приказывал занести скамьи внутрь, прежде чем впустить музыкантов. Тощие дворняги крутились у телеги мясника, груженой говяжьими, свиными и бараньими тушами. Из сломанной плетеной клетки сбежали куры и теперь метались под ногами. За ними гонялась пара мальчишек, но они так хохотали, что я усомнился, поймают ли они когда-нибудь этих несчастных птиц.

Я пробирался сквозь толпу, вспоминая хольмганг, в котором я сражался здесь много лет назад. Многие сказали бы, что Бьярн поскользнулся и упал по злому року; я же всегда считал это вмешательством самого Одина. Зеленым и неопытным, мне было не победить в том бою иначе. Затем я подумал о пляже в Линн Дуахайлле, о вороне с глазами-бусинками, о трупе с раскроенным черепом и о богом данном мече.

Вести о нем время от времени доходили до меня — рассказы о том, как сын Маэла Уа Сехнайлла сражается им в битвах, и как люди присягают на верность Миде на