Позднее капитан «Фазли-Аллаха» на допросе расскажет, что лично видел, как русское ядро попало в шлюпку, на которой переправлялся на берег с тонущего «Низамие» младший флагман Гуссейн-паша. От удара ядра шлюпка перевернулась кверху килем, и Гуссейн-паша, побарахтавшись в воде, утонул.

По прибытии на «Марию» Осман-паша был сразу доставлен в лазарет, где его ногой занялся лекарь.

– Сорок лет на службе и десять лет адмиралом, но такого позора я еще не испытывал! – скрежетал зубами старый морской волк.

Спустя некоторое время в лазарет спустился Нахимов, и Осман-паша, склонив голову, отдал ему свою саблю. Пожелав своему недавнему противнику быстрее выздороветь и попросив обращаться по всем возникающим вопросам, Нахимов оставил турецкого вице-адмирала наедине с его невеселыми мыслями.

К вечеру Синопская бухта представляла печальное зрелище. Фрегат «Ауни-Аллах» и корвет «Фейзи-Меабуд» приткнулись к отмели у батареи № 6, восточнее к мели приткнулись фрегаты «Низамие», «Дамиад», «Каиди-Зефер», далее виднелся пароход «Эрекли» и вблизи него мачты двух затонувших торговых судов. Под батареей № 5 лежал на боку корвет «Неджми-Фешан», у турецкого предместья виднелись останки «Фазли-Аллаха», а у греческого – «Несими-Зефера».

Отметим, что турки бежали с разбитых судов так быстро, что даже не удосужились спустить свои флаги, что спасло бы их от дальнейшего обстрела. Впрочем, видя бедственное состояние горящих и полузатопленных судов, наши и так прекратили огонь. Только на «Несими-Зефере» турки все же спустили флаг по требованию проходившего мимо к берегу мичмана Манто.

Турецкие корабли лежали на мели и горели. Когда огонь добирался до крюйт-камер, они взлетали на воздух. Вдоль берега валялись десятки и сотни убитых турок. Отовсюду раздавались стоны раненых, едва успевших выбраться с погибших кораблей. «Мы видели у берега остатки и раскиданные обломки взорванных на воздух судов и среди них массу трупов. По мере нашего приближения живые турки, занятые разграблением убитых товарищей, покидают свою добычу и уползают с награбленным имуществом», – писал очевидец. В беспорядочном нагромождении лежали груды ядер, разбитые пушки, всюду царила смерть и разрушение.

От горящих обломков, взрывавшихся в близости от берега судов, пожары в городе увеличивались с каждой минутой. Восточный ветер разносил головешки в город, и языки пламени быстро пожирали дома, местное адмиралтейство, склады и казармы. «Взрыв фрегата “Фазли-Аллах” покрыл горящими обломками турецкий город, обнесенный древней зубчатой стеной; это произвело сильный пожар, который еще увеличился от взрыва корвета “Неджми-Фешан”: пожар продолжался во все время пребывания нашего в Синопе, никто не приходил тушить его, и ветер свободно переносил пламя от одного дома к другому», – писал очевидец событий.

В исходе 5-го часа на «Марии» взвился сигнал: адмирал приказывал осмотреть уцелевшие неприятельские суда, перевезти пленных и озаботиться о раненых. Шлюпки с вооруженными матросами немедленно направились к турецким фрегатам и корветам, приткнувшимся к берегу, чтобы попытаться спасти то, что еще можно было спасти.

Между тем начало смеркаться. Над Синопской бухтой вздымались пожары. От них было светло, как днем. В ту ночь на русской эскадре, так же, как и на берегу, никто не спал. Всю ночь наши пароходы были заняты отводом на буксире пылавших турецких судов, чтобы с переменой ветра их не нанесло на эскадру.

Корнилов, отправляясь навстречу Нахимову, вызвал к себе старшего офицера «Одессы» лейтенанта Кузьмина-Короваева.

– Давай-ка, Николаша, шлюпкой на вон тот турецкий фрегат. Приготовь судно к буксировке, чтобы не загорелось от летевших головешек с соседнего погорельца, да не подожгло нашего «Трех святителей».

– Шлюпку на воду! – тут же скомандовал Кузьмин-Короваев.

Один за другим в шлюпку спрыгнули десять матросов-охотников. Последним – лейтенант.

– Отваливай! Весла на воду!

– Ружья то хоть кто-то взял? – поинтересовался Кузьмин-Короваев, когда половина дистанции до турецкого фрегата была уже пройдена.

– Не-а, – почесали затылки матросы, – Только ножи парусные и имеются! Счас турки нас ятаганами и порубают в капусту!

– А и ладно! – махнул рукой лейтенант. – У меня кортик и пистолет.

Кузьмин-Короваев молча взвел курок игольчатого пистолета Дризе. Внушительный вид пистолета успокоил матросов:

– С такой мортирой не пропадем!

Наконец подошли к борту фрегата. Это был «Несими-Зефер».

– Эй, земляки, принимай конец! – кричали матросы, но никто им не отвечал.

– Передохли, что ли? Или разбежались! – обменялись мнением матросы.

Кто-то взобрался на борт, принял бросательный. Поднялись на борт и остальные. Впереди всех – лейтенант Кузьмин-Короваев с кортиком и пистолетом.

– Есть тут кто? Отзовись, гололобые!

Палуба была пуста, зато в трюме сидели на корточках и бились лбами в днище две сотни турок.

– Никак Алаху своему молятся! – посочувствовали им наши. – Что-то сегодня он о них, бедолагах, забыл!

У дверей каюты валялся труп богатого турка с разбитым черепом.

– А это кто? – спросил Кузьмин-Короваев.

– Капитан был! – последовал ответ.

Лейтенант с жалостью обозрел тело убитого. То ли нашей бомбой его задело, то ли свои полголовы снесли. Был человек, и нет человека, как все просто и как все ужасно…

Турки сидели на мешках с пожитками, да бог с ним, с багажом! Короваева потрясло иное: по всей палубе кучами был разбросан порох, крют-камера была отворена и там, сложив ноги кренделем, сидели и курили сразу несколько турок.

– А ну, ребята, научите их уставу корабельному! – рявкнул старший офицер «Одессы», такое безобразие видя.

Матросы немедленно выдали курильщикам пару оплеух, затушили трубки и пинками выгнали на верхнюю палубу.

Свидетель событий пишет: «Взойдя на фрегат всего с десятью матросами, лейтенант нашел на судне около 200 турок, человек 20 раненых и столько же убитых. Труп капитана лежал у дверей его каюты. Беспорядок и паника невольно приковывали к себе внимание: турки сидели при своем багаже, разбросанном на батарейной палубе, порох был рассыпан по полу, крюйт-камера была отворена, а турки между тем курили…» Короваев тотчас же приказал прекратить курение, закрыть крюйт-камеру и полить водой всю палубу. Одновременно с этим пленных перевозили на русские корабли, а раненых турок лейтенант решил отправить на берег под наблюдением доктора.

– Крют-камеру запереть, палубу смочить водой, а весь порох смыть за борт! – распорядился лейтенант. – И как еще до сих пор к своему Аллаху не взлетели, только ему, наверное, сие и ведомо!

Затем хотели было расклепать якорную цепь. Но это дело оказалось невозможным, так как болты оказались настолько заржавленымим, что их, видимо, отродясь не выколачивали и не смазывали. Пришлось рубить. Пока возились с цепью, пленных, по приказанию Короваева, перевезли партиями на берег. Теперь на борту остались только раненые, которые никому не были нужны.

– Давайте, ребята, грузите и этих! – велел Кузьмин-Короваев.

Раненых погрузили и также перевезли в Синоп.

Очевидец пишет: «Приняв это дело на свою личную ответственность, Короваев приказал катеру прибуксировать