Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 110
мадам де Севинье напишет, что титул маркиза до крайней степени ныне захватан разными проходимцами, которые присваивают его себе, не имея на это никакого права. В данном случае, в случае с г-жой Скаррон, все делалось правильно. Так что замечание мемуаристки просто заметка на полях.
Рост влияния Ментенон на короля рос год от года. Решающим стал год 1683-й. В этом году 31 июля в возрасте 45 лет умерла жена Людовика королева Мария Терезия.
Король, уже начинавший чувствовать пресыщение от жизни и усталость от праздников и перемен в окружающей жизни (верный признак приближающегося старения), был подломлен этой смертью. Он обратился к религии. Версаль, привычно беззаботный, притих: сдержанность и осторожность воцарились в поведении всех. Естественно, перед глазами короля, ибо нормальная придворная жизнь ушла в некоторую тень, дабы не вызывать у короля никому не нужных раздражения и гнева.
После смерти жены король на несколько месяцев покинул Версаль, и здесь тоска по жене усугубила тяжесть разлуки с Ментенон. Он понял, что годы скрывал от себя, – он уже настолько сроднился с этой женщиной, настолько привык ее считать своим вторым «я», что отныне без нее уже не может представить своей жизни. Все это по возвращении в родные пенаты король высказал Франсуазе. Она, «дерзая испытать свою силу, ловко прикрывалась благочестием и целомудрием своей жизни в последние годы (Людовик до сих пор не был с ней, по сути дела, в интимных отношениях – редкие подобного рода свидания не были для него главным в этой связи: главным была близость душ. – Примеч. авт.); король не остывал; она стала проповедовать ему нравственность, пугала его дьяволом, искусно играла его любовью и его совестью, действуя ими взаимно одной на другую, и, наконец, добилась того, что мы видели воочию, почему потомство не захочет верить», – писал Сен-Симон.
Да, зимой того же года, когда умерла королева (есть еще версия, что дело происходило в начале 1684 г. – версии расходятся всего лишь на несколько месяцев. – Примеч. авт.), король обвенчался с Франсуазой, которая в противном случае не желала более разделять ложе короля. Мечта любой француженки для нее стала явью. А для Людовика стало явью предсказание гадалки, которое он услыхал еще в молодости. Он явился к знаменитой гадалке под гримом, та его не узнала, но заявила: «Ты женат, но ведешь распутную жизнь; ты скоро овдовеешь и опять женишься, тоже на вдове, немолодой и невысокого происхождения, к которой все будут испытывать отвращение, но ты воспылаешь к ней такой страстью и так будешь ослеплен ей, что она заберет тебя в руки и всю остальную жизнь будет водить тебя за нос». Последняя часть предсказания только начиналась, но дальнейшая жизнь показала, что гадалка и здесь была права.
«Прельщение излишествами, – замечает печально Сен-Симон, – обычно столь роковое для излишеств такого рода, только укрепило благосклонность короля по отношению к г-же де Ментенон. Вскоре потом благосклонность эта нашла себе яркое выражение в предоставлении ей апартамента в Версальском дворце, наверху парадной лестницы, прямо напротив апартамента короля и на том же этаже. С этого момента король стал бывать у нее ежедневно и проводил с ней по нескольку часов в Версале и всюду, где бы он ни жил, ее всегда помещали также близко к королю, а если было возможно, на том же этаже.
Вереница посетителей, успехи, полное доверие, редкое ощущение зависимости от нее короля, всемогущество, всеобщее поклонение; министры, полководцы, самые близкие к королю члены его семьи – словом, все были у ее ног; все одобрялось, что она признавала благом, все порицалось, что она порицала; люди, дела, вещи, назначения, суды, милости, религия, все без исключения было у нее в руках, Король же и государство стали ее жертвами».
Так продолжалось целых 32 года – «беспрерывно, беспрепятственно, без облачка, даже самого легкого» (конечно, если не считать того, что Людовик по-прежнему не мог удержаться от интрижек, на что мудрая Франсуаза закрывала глаза, понимая, что если болезнь загонять внутрь, то это чревато неожиданным нарывом. А так пусть перебесится – возраст свое возьмет. Она оказалась права и в этом).
Ей удавалось все. Кроме одного, пожалуй, для нее самого главного. Король так и не признает ее открыто супругой и королевой. Боясь общественного мнения – прежде всего при дворах Европы – он обидит любимую женщину, оставив их отношения в тайне. В ответ на это Франсуаза будет подчеркнуто вести себя на всех церемониях не как королева, а как придворная дама (ибо уже в 1674 году Людовик сделал ее фрейлиной жены своего брата – герцога Орлеанского). В ответ на это она, казалось, и в быту не претендовала на особые привилегии, живя в Версале, в отличие от Монтеспан, в четырех небольших комнатах.
Брак держался в тайне, и поэтому иностранцы спокойно изощрялись по отношению к Франсуазе в остроумии (чего бы никогда не позволили по отношению к законной королеве; у французов хватало по этому поводу благоразумия молчать). Вильгельм Оранский, глава Голландии, будущий король Англии, как-то высказался: «Французский король – противоположность другим государям: у него молодые министры и старая любовница».
Впрочем, и Франсуаза высказывалась об окружающем мире не очень лицеприятно: «Женщины нашего времени для меня непереносимы, их одежда – нескромна, их табак, их вино, их грубость, их леность – все это я не могу переносить…» О мужчинах же придворных история также сохранила ее характеристику: «Я вижу страсти самые различные, измены, низость, безмерные амбиции, с одной стороны, с другой – страшную зависть людей, у которых бешенство в сердце и которые думают только о том, чтобы уничтожить всех».
Современники догадывались, по всей видимости, о ее отношении, и нелюбовь была взаимной. Вот ее портрет, сделанный рукой одного мемуариста: «Это была женщина очень большого ума, приобретшая лоск и знание света под влиянием лучшего общества, которое сначала ее терпело, а потом стало находить в ней удовольствие: галантные приключения придали ей особую привлекательность. Различные положения, в которых ей пришлось побывать, выработали в ней льстивость, вкрадчивость, любезность, постоянное стремление угождать. Необходимость вести интриги и те разнообразные интриги, какие она наблюдала и в каких она участвовала сама, то в своих интересах, то чтобы быть полезной другим, сделали ее опытной в этих вещах, – и она привыкла к интриге, почувствовала к ней вкус и усвоила все искусные ее приемы. Уменье быть несравненно приятной во всем, непринужденная, но вместе
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 110
