Тут Новицкий поторопился выпить, чтобы хоть как-то разбавить слова казака, бьющие в мозг и сердце…

Как и предполагал Новицкий, Вельяминов вызвал его через день. Маркелов встретил Сергея у входа в землянку и пригласил спуститься за собой вниз, знаком показав часовым, уже скрестившим было штыки, что этому штатскому – можно. Тонкие ножевидные лезвия качнулись в розовом воздухе и снова застыли остриями вверх. Везде, где появлялся Вельяминов, вся жизнь, и военная и гражданская, как-то подтягивалась, напруживалась, наливалась новой силой, обретала дополнительный смысл. При том, что сам Алексей Александрович в движениях был более чем экономен. Но именно потому, должно быть, повторять приказы дважды не любил.

Маркелов приоткрыл дверь, ступил внутрь и провозгласил едва ли с порога:

– Ваше превосходительство! Надворный советник господин Новицкий по вашему приказанию…

Обернулся, махнул рукой Новицкому, посторонился, пропуская Сергея, и, тщательно притворив створку, остался снаружи.

В сыром помещении, обшитом по стенам и потолку почерневшими от копоти досками, Сергею показалось темно, особенно после яркого солнечного утра, и он задержался у входа, давая глазам время привыкнуть. Тем более, что Вельяминов продолжал, наклонив шандал, внимательно читать какую-то бумагу, ведя свободную руку, вооруженную карандашом, вдоль строчек, подчеркивая места, выделенные глазом. Перевернув последний лист документа, он отставил свечи, аккуратно сложил стопку, подравнял и сдвинул на край стола.

– Проходите, подполковник, садитесь, – позвал он Новицкого резким, металлическим голосом. – Не люблю я гражданские чины. А надворный советник – тот же седьмой класс, так что не обессудьте.

– Ни в коей мере, ваше превосходительство, – ответил Сергей, присаживаясь на свободный стул, приставленный с другой стороны стола. Еще из мебели в землянке были топчан, покрытый шинелью, и две лавки вдоль стен.

– Слушаю вас, – не предложил, а приказал генерал тем же самым ровным, безличным тоном: два слова будто бы стукнулись одно о другое, издав звук, с которым падает на полку курок пистолета.

Новицкий быстро развернул поверх стола законченную накануне карту – не карту, но схему важнейших хребтов – и также ровно, сухо, попадая в тон Вельяминову, повел доклад заготовленными заранее фразами.

Говорил он чуть более получаса, то и дело вскидывая глаза, готовясь тут же замолчать, как только начальник штаба Кавказского корпуса начнет выказывать утомление. Однако тот слушал и слушал, внимательно следя с помощью того же карандаша путь, который описывал ему рассказчик. Когда же Новицкий умолк, Вельяминов еще несколько минут разглядывал схему, а потом поднял глаза.

– Поздравляю вас, господин Новицкий, и – благодарю!

Последнее слово он произнес нехотя, словно выдавил невероятным усилием воли. Новицкий коротко склонил голову, не вставая.

– Сколько времени длилось ваше предприятие? Месяца полтора?

– Почти два, ваше превосходительство.

– Изрядно, изрядно, – Вельяминов задумчиво постукивал пяткой карандаша по столешнице. – Когда вы только еще отправлялись, я готов был поспорить на изрядную сумму, что продержитесь не больше недели. До первой же встречи с горцами. А там разоблачат, возьмут в полон, а то и просто пристрелят.

Он высказал свое прошлое убеждение с таким равнодушным пренебрежением к чужой судьбе, чужой жизни, что у Новицкого мерзкий холодок скользнул по позвоночнику вниз от шеи.

– Я постарался превзойти ожидания вашего превосходительства, – ответил Сергей, вкладывая в слова столь же почтения, сколько иронии.

– Вам это, признаю честно, почти удалось.

В этом почти Новицкому вдруг увиделся весь Вельяминов с его длинной, сухопарой фигурой, рябоватым лицом, волосами, выцветшими почти до естественной рыжины, с его прямотой, доходившей почти до жестокости; никогда и никого генерал не хвалил, ибо был совершенно уверен в том, что исполнение любого приказа есть обязанность солдата, но никак не его заслуга; он не щадил никого, но и прежде всего себя самого; он посылал людей на смерть сотнями, но и сам твердо стоял под пулями, сцепив кисти рук за чуть сутуловатой спиной. Таким Сергей запомнил его еще с жаркого дела под Сунжей, когда отряд Вельяминова выручил их осажденный обоз, таким видел его под Парас-аулом, под Лавашами. Не было во всем Кавказском корпусе человека, который бы не уважал «рыжего» генерала, и не было человека, который бы любил его так же, как любили в войсках Ермолова и Мадатова. Не ощущалось в генерале Вельяминове искры того огня, что способен вдруг поджечь горючий материал, сложенный в запасниках души каждого человека. Все, или почти все мы способны на действия храбрые и беззаветные; только бы нашелся в нужный момент человек, который смог бы зажечь нас и указать правильный путь. А лучше всего – пойти по нужной дороге первым. Генералы Ермолов и Мадатов вели за собой солдат, генерал Вельяминов их посылал. Но при этом никогда не прикрывался чужими спинами, не прятался за штыками и жерлами шестифунтовых орудий. Приказания его были точны, понятны и своевременны.

– К сожалению, ваше превосходительство…

– Алексей Александрович.

Сергей опять поклонился, подумал, что лед начинает таять. Но вспомнил, что Ермолов предложил быть для него Алексеем Петровичем едва ли не со второго доклада.

– К сожалению, Алексей Александрович, одно ваше поручение исполнить я не сумел. Мы установили перевалы, которыми пользуются разбойничьи шайки. Те партии, что спускаются к Алазани, и те, что направляются к Тереку. Увы, но места для сильной крепости я подыскать не сумел. Более того, убежден, что одним действием, одним активным броском решить эту проблему мы не сумеем. Можно поставить укрепленные пункты здесь, здесь и здесь…

Карандаш в руке Новицкого рисовал четкие окружности, не касаясь, впрочем, листов драгоценной схемы.

– Но какой же должны быть силы эти форты, чтобы удержать горцев от нападения? И как они будут сообщаться с основными силами? Малые гарнизоны попросту вырежут. Большие – рухнут под собственной тяжестью. Только одно снабжение продуктами и боеприпасами потребует чрезмерного напряжения сил всего корпуса.

Новицкий перевел дыхание, и вдруг ему вспомнилась перспектива вершин и гребней основного хребта, увиденная им с высоты перевала: черные, неприступные горы, залихватски, с насмешливым вызовом, нахлобучившие белые шапки, ставшие цепями, ряд за рядом, точно линии укреплений.

– Точечным ударом, Алексей Александрович, можно пробить брешь в обороне. Но если штурмовой отряд не получит помощи, его уничтожат незамедлительно. Мы же знаем, что крепость атакуют со многих направлений, отвлекая внимание осажденных.

Он замолчал. Вельяминов смотрел на Новицкого льдинками светло-голубых глаз, но в полутьме землянки Сергей показалось, что где-то внутри рыжей головы начальника штаба начинает вдруг разгораться огонь.

– Хорошее сравнение, Сергей Александрович. Мне и самому начинает приходить в голову, что