– Кажется, наши дот подорвали. Может, сползать посмотреть? – приподняв черную голову над травой, спросил Баир.

– Не надо. – Алексей поднялся на колени, потрепал ладонью пепельные кудри, вытряхивая сухую траву. – Подождем чуток и тронемся за колонной, а то еще отстанем.

Машины медленно проехали мимо места, где недавно прогремел скоротечный бой. Ворвавшийся в окно ветерок принес вонь горелого железа и пороха.

– Как же так, Леша? Они такую войну прошли. Победу отпраздновали. Их дома родные ждут, а они головы на чужой земле сложили? – вытирая ладошкой мокрые щеки, горестно шептала Фрося, глядя, как пехотинцы выносят к санитарной машине раненых и убитых. – Леша, неужто их тут, на чужой земле, похоронят?

– А где же еще? До России далеко. Здесь будут лежать. Если родным сообщат, приедут потом могилку проведать, – угрюмо ответил он.

* * *

В головной походной заставе, вместе со взводом восьмидесятидвухмиллиметровых минометов и взводом станковых пулеметов, ехала на «доджах» восьмая рота. Солдаты спали-дремали, отдавши свои судьбы в мозолистые, провонявшие бензином руки водителей. На широких удобных скамьях вдоль бортов сидеть было удобно – спиной в борт упрись, плечами – в соседей, ногами – в пол, автомат на коленях, ремень на руку намотал – не уронишь. Чем дальше двигались на юг, тем чаще появлялась кремнистая почва, трава становилась все выше и выше. Ближе к вечеру шофер кивнул на лобовое стекло и сиплым голосом произнес:

– Кажется, впереди какое-то жилье, товарищ старший лейтенант.

Сидевший рядом с ним Юсупов увидел в зыбком мареве прижавшиеся к крутой сопке одноэтажные саманные домики, крытые черепицей, и узкую полоску тальника, скрывавшего в редких зарослях степную речушку. Ветром принесло горьковатый запах дыма. Он вынул карту из планшета, определил местоположение и сказал:

– Это постоялый двор Худук. Сейчас и водички попьем.

Неожиданно на крутой сопке справа затарахтел пулемет.

– В укрытия! В укрытия! – выскочив из кабины, прокричал Юсупов, выдергивая из кобуры ракетницу. Красная ракета взвилась высоко в небо.

Колона замешкалась, остановилась, красноармейцы сыпанули из машин в высокую траву. Станковый пулемет «гочкис» бил короткими очередями, пули свистели в траве и понять, куда он бьет, было трудно.

– Перминов! Обрабатывай сопку из своих «самоваров», а потом мы атакуем, – приказал старший лейтенант командиру роты минометчиков.

Два минометных расчета подтащили свои «игрушки». Мины ударили по высотке, ее заволокло дымом. Пулемет «тявкнул» и «захлебнулся». Стреляя из ручных пулеметов и автоматов, где короткими перебежками, где по-пластунски, рота охватила сопку. Когда взобрались по крутому склону, то увидели покореженный пулемет, рядом с ними горку ручных гранат, похожих на «лимонки». Два пулеметчика в посеченных осколками песочного цвета куртках были мертвы, рядом с ними валялись овальной формы каски, на голове белели повязки с иероглифами.

– Смертники, – хрипло сказал кто-то из солдат, показывая на цепи, которыми японцы были прикованы к орудию.

От строений торопливо подошел командир первого взвода. Вскинув руку к пилотке, доложил Юсупову:

– Товарищ старший лейтенант, нами арестовано отделение японских солдат во главе с унтер-офицером – прятались в сеннике. Видно, смертников хотели оставить и отойти, но не успели. У нас потерь нет. Там еще местные жители, похоже, монголы.

Постоялый двор представлял собой длинный глинобитный одноэтажный дом с небольшими окнами, заклеенными промасленной бумагой. К нему прилегал большой огороженный участок для рогатого скота, отар овец и табунов лошадей, которых в большом количестве перегоняли из Монголии в Китай. В четырехугольном, разделенном перегородками дворе были устроены стойла для вьючных животных, сараи с запасом сена и амбары с фуражом, невдалеке стояли юрты кочевников.

Красноармейцы с интересом разглядывали первых встреченных аратов Внутренней Монголии, одетых в длинные красные и зеленые халаты. Взрослые и дети столпились возле двухстворчатых ворот с большим двускатным навесом из черепицы. Рядом с ними сидели большие мохнатые собаки. Волкодавы возбужденно порыкивали, но после строгого оклика хозяев на бойцов не кидались. Монголы смотрели на подъехавших воинов молча, с добродушным любопытством. В степи жизнь веками шла неспешно, и у этого народа было не принято задавать гостю вопросы с ходу.

Старший сержант Батурин, похожий бронзовым от загара лицом на монгола, служил какое-то время на пограничном переходе в Кяхте и хорошо знал монгольский язык.

– Сайн байна! – поздоровался он с аратами.

– Баярлалаа, сайн байна! – поприветствовал в ответ седой сгорбленный старик, опираясь на посох. Он вынул из кармана табакерку, протянул Юсупову, безошибочно определив в нем старшего.

– Вам надо понюхать табак, товарищ старший лейтенант, и вернуть ему табакерку, это их закон гостеприимства, – пояснил Батурин.

– Забористый табачок однако! Спроси, слышали ли они о войне? – велел Юсупов, после того как несколько раз чихнул и вытер слезы платком.

Монгол неторопливо ответил, и Батурин перевел:

– Он сказал, что не слышать о войне невозможно.

– Спроси, сколько японцев у них останавливалось? – Юсупов вынул из галифе пачку «Беломора» и подал старику. Тот с уважением принял, понюхал, положил в карман халата, а потом ответил длинной фразой:

– Он сказал, что были только те, которых военные арестовали. Остальные ехали мимо, убегали к Хайлару. Они приглашают нас в гости попить чая. Отказываться нельзя, обидим кровно.

На лицах аратов светилось такое радушие, они приглашали с таким неподдельным гостеприимством, что подозрения и всякая настороженность у командира роты отпала. Да и политрук батальона говорил на политзанятиях, что к местному населению надо относиться с уважением и налаживать с ним контакт.

– Привал и ужин, – громко приказал старший лейтенант. – Батурин, пойдете со мной, будете подсказывать, как мне себя вести, чтобы их правила не нарушить.

Солдаты оживленно загомонили и торопливо кинулись к речушке. После дороги по засушливой степи пили холодную воду до одури, до ломоты в зубах, потом разделись, разулись и, словно не было недавнего короткого боя, повалились на траву в ожидании ужина.

– Я сегодня ночью нежился с одной особой, – пронеслось в толпе.

– С какой? – спросил кто-то.

– С особой женского полу, – донеслось в ответ, и начался веселый треп с шутками, подначкой, с соленым словцом.

* * *

Старик повел Юсупова в свою юрту. По дороге Батурин торопливо рассказал старшему лейтенанту, что можно и нельзя делать в гостях у монголов. Перед жилищем, чтобы не обидеть хозяев, Юсупов отстегнул кобуру с пистолетом и передал ее ординарцу. Гости вошли в юрту, стараясь не задеть порог. Хозяин провел их на правую мужскую половину за очаг и предложил офицеру устроиться на табуретке возле низенького стола. Сам же сел прямо на постеленную на полу кошму. Батурин устроился рядом. Юсупов незаметно покосился на забайкальца, подумал: «Сидит совсем как монгол: левую ногу