Юнь Шэнли попытался сделать вдох, но сизый дым, попавший в легкие, вызвал приступ кашля. Госпожа Иньхань, заметив его реакцию, лишь дернула уголками губ и наградила таким взглядом, словно предвкушала его дальнейшие страдания.

– Глава Юнь, что же вам не сиделось в вашем Ведомстве? – раздался ее голос, похожий на шелест шелка и насквозь пропитанный едким сарказмом. – Захотелось посмотреть на бой? Я могла бы прислать вам личное приглашение. Зачем прятаться, как крыса, среди моих людей?

Юнь Шэнли подавил новый приступ кашля и поднял на госпожу Иньхань уверенный взгляд, достойный главы Ведомства. Теперь можно было не обдумывать каждый свой ответ, так как ее осведомленность, по сути, только облегчила ему задачу – прятаться больше не было смысла.

– Приятно познакомиться, госпожа Иньхань, – проговорил он с легким поклоном, стараясь быть вежливым в противовес ее колким словам. – Пришел к уважаемой госпоже узнать побольше об одном деле.

– Такой любезный мальчишка, – произнесла она, прищурившись. – Но слишком наглый.

Юнь Шэнли чувствовал, как незаметная до этого вражда между ними разгоралась все сильнее, будто пламя в сухом поле на ветру.

– Как я могу оставаться скромным, когда повсюду происходят убийства?

На лице госпожи Иньхань появилась загадочная усмешка.

– Убийства? – переспросила она с притворным удивлением. – Разве тут кого-то убили?

Юнь Шэнли позабавило ее желание обелить себя, но ему хотелось понять, как она его узнала. Имелось только одно объяснение, почему госпожа Иньхань так быстро признала в нем главу Ведомства наказаний.

– Вам господин Яо рассказал, кто я?

– Яо Линь? Даже не знала, что у него какие-то дела с Ведомством наказаний.

Все же не он… Но почему Яо Линь ничего не рассказал ей?

– Я узнаю ваше личико везде, глава Юнь, слишком уж оно запоминающееся. Вы знали, что очень похожи на отца?

Юнь Шэнли стиснул зубы и, не разрывая зрительного контакта, проигнорировал ее вопрос:

– Мин Фань. Его смерть была ваших рук делом, госпожа?

Госпожа Иньхань холодно улыбнулась, будто довольная тем, что разговор принял такой оборот.

– Да, – ответила она, даже не потрудившись оправдаться. – Этот мальчишка слишком увлекался опасными мечтами. Он решил поднять против меня восстание! Но я не терплю мятежников. Слишком многим он мне был обязан. Я растила его, учила, выслушивала его жалобы на жизнь. Ах, и как он меня отблагодарил после всех моих стараний?

Мин Фань был последним, одиннадцатым, ребенком в бедной семье, и, возможно, это предопределило его судьбу. После его рождения мать тяжело заболела, и ее слабое здоровье мешало обеспечивать семью. Денег никогда не хватало, и даже у детей не было выбора, кроме как бороться за каждый кусок пищи, за каждый новый день. Уже в семь лет Мин Фань с голодными глазами стоял на шумных торговых улицах, присматриваясь к богатым прохожим и стражникам, которые оберегали свои кошельки. Он воровал, тащил еду, из-за чего его не раз били, но дома ждали еще десятеро братьев и сестер. Он не мог позволить себе бросить это дело.

В душе у Мин Фаня всегда оставалось желание справедливости – он не раз мечтал стать тем, кто бы боролся за слабых, защищал их. Ему говорили, что жизнь – это игра сильных, что только силой можно победить, и он, веря в это, оттачивал ее на улицах, участвуя в драках, ловко уворачиваясь от более взрослых и мощных противников. Дворовые бои закалили его тело и дух. С каждым годом он становился все крепче и все больше верил, что если он станет достаточно сильным, то сможет оставить голод и страдания позади. Когда жизнь стала немного лучше и в их доме появилась хоть какая-то еда, он не остановился – продолжил зарабатывать деньги любым путем, стремясь к еще большему благополучию. Но он не знал, что жизнь уготовила ему другую судьбу.

Когда Иньхань впервые заметила его, он был просто еще совсем подростком, пытавшимся одолеть противника вдвое больше его. Несмотря на очевидное неравенство сил, в его глазах был огонь, а в движениях – упрямство и ловкость. Она сразу увидела в нем потенциал.

Арена казалась спасением. Здесь не нужно было скрываться и врать, тут его сила ценилась и приносила ему уважение. Мин Фань думал, что наконец нашел свое место, где мог бы жить и даже, может быть, со временем накопить денег и помочь своей семье.

Но вскоре он понял, что не все так просто. Неожиданно люди на арене стали исчезать. Сначала это были те, кого не хватались по нескольку дней – никто не обращал внимания, ведь многие бойцы могли покидать арену в поисках лучшей жизни. Но когда начали исчезать те, кто жил бок о бок с ним каждый день, он не мог этого не заметить. Число исчезнувших достигло двух десятков, и тогда Мин Фань не стал закрывать глаза на происходящее.

Он наблюдал, следил, стараясь понять, что происходило за кулисами арены, и однажды увидел, как стражники вывозили не только бойцов, но и других людей – в основном женщин и тех, кто мало кому был нужен. Он понял, что это была часть страшного и грязного бизнеса. Эти люди пропадали без следа, как будто их никогда не существовало. Арена, которой он доверял и где обрел свою силу, оказалась местом для торговли людьми. С ними обращались как с вещами и продавали на сторону.

Мин Фаня это потрясло. Он, выросший на улицах, видел немало грязи, но в его душе оставалась искра чистоты, зажженная матерью. Он не мог смириться с тем, что ради денег можно опускаться до такого, и решил бороться. Мин Фань объединился с теми, кто, как и он, начал подозревать неладное. Вместе они создали тайный союз, их целью было найти выход из этого проклятого места и положить конец несправедливости, царящей на арене. Они понимали, что открытое восстание обречено на провал, ведь госпожа Иньхань пользовалась поддержкой могущественных людей, а сама арена существовала под покровительством императора. Но у Мин Фаня был план.

Тайный союз решил собрать доказательства против Иньхань – следы ее участия в торговле людьми, свидетельства исчезновений бойцов. Мин Фань и его люди подслушивали разговоры охранников, вели наблюдения за тем, как людей уводили в темные коридоры, и собирали малейшие детали, которые могли бы быть полезными. Они планировали использовать эти доказательства, чтобы обратиться к влиятельным чиновникам за пределами арены или передать их верховному