После же еще десять бойцов повторили судьбу троих. Это случилось так быстро, что Юнь Шэнли замер, не успев осознать произошедшее. Вокруг раздались крики, кто-то отпрянул назад, кто-то выхватил оружие, но все это было бесполезно. Глава стоял в оцепенении, пока его разум пытался переварить то, что случилось. Казалось, прошло несколько мгновений, но время словно растянулось, прежде чем он наконец осознал, что кто-то только что расправился с бойцами без малейшего предупреждения.

Ли Шунь, Цао Цзянь, Цзян Фэн – все они были мертвы.

Юнь Шэнли поднял взгляд на Гончего. Сердце главы бешено заколотилось, а злость с каждой секундой становилась все сильнее. В груди, словно огонь, разгоралось чувство ярости, подстегиваемое осознанием, что этих бойцов – лучших из лучших – только что убили прямо на глазах у всех и никто ничего не сделал. Гончий стоял перед мертвыми с таким самодовольным видом, как будто случившееся было для него лишь очередным зрелищем для забавы.

Юнь Шэнли рванул вперед, но, подбежав к телам, остановился. На окровавленном песке лежали уже не живые люди, а трупы. Только недавно эти трое приободряли его перед боем, впихивали ему в руки похлебку и перекидывались шутками, а теперь же валялись на холодной земле без движения, окруженные собственной кровью и чужим презрением.

Он стоял перед ними, и руки сами собой сжимались в кулаки. Что-то внутри него злобно требовало расплаты. Они были воинами, достойными уважения, которые заслуживали по крайней мере справедливого суда и вынесения наказания, а не такого вот бесславного конца. Почему они, готовые умереть в честной схватке, погибли вот так, от одного подлого удара?

Юнь Шэнли обвел взглядом тех, кто стоял вокруг, и молча поджал губы. Никто не выразил своей скорби, не сказал ни единого слова в их защиту. Они пили и ели вместе с убитыми, но сейчас толпа равнодушно наблюдала за происходящим, и это лицемерие, эта показная беспристрастность только подстегнули злость Юнь Шэнли. Он чувствовал, как задыхается от ярости, и с каждой секундой ему все меньше хотелось сдерживать ее. Его взгляд стал жестким, когда он снова повернулся к Гончему:

– Что ты наделал?! Зачем?! Что они сделали?!

– Встань на место и закрой свою пасть! – рявкнул Гончий и закатил глаза, явно раздраженный криками мальчишки. – Забери их!

Тела Клинка, Монаха и Тигра и еще нескольких незнакомых Юнь Шэнли бойцов лежали на грязной арене, их лица были искажены посмертной агонией. К телам убитых подошел старший охранник арены, держащий острое, узкое лезвие, которое предназначалось не для боя, а для выполнения неприятной и жуткой работы. Охранник осторожно склонился над телом Цзян Фэна, обнажая его запястье, где виднелась измененная метка арены, знак принадлежности к этому проклятому месту.

Выверенным движением охранник провел лезвием по руке трупа, грубо срезая метку. Удаленные участки кожи аккуратно заворачивали в лоскуты ткани, чтобы потом избавиться от них, как и от самих тел. Символ связи с ареной должен исчезнуть, чтобы никто не догадался о том, кем были убитые и что происходило в этом месте.

От увиденного терпение Юнь Шэнли иссякло. Он сделал шаг вперед, и все взгляды тут же обратились к нему.

– Гончий! – Голос Юнь Шэнли прозвучал громко, отчего все вздрогнули. Глава Ведомства высокомерно задрал подбородок и продолжил: – Ты называешь себя хищником этой арены, но убиваешь исподтишка, как помойная крыса?! Ты даже не вызвал их на бой, да как ты смеешь быть человеком Иньхань после такого?!

Гончий посмотрел на него сначала недоуменно, но затем его лицо исказила усмешка, будто он посчитал слова Юнь Шэнли забавными.

– И что ты предлагаешь, мальчишка? – усмехнулся Гончий, складывая руки на груди. – Мне пойти им надгробную табличку вырезать? Думаешь, раз ты такой смелый, то сможешь что-то изменить? Или ты хочешь быть следующим?

Эти слова стали последней каплей. Юнь Шэнли не раздумывал ни секунды.

– Если ты считаешь себя достойным этой арены, докажи это. – Он сделал еще шаг вперед. – Я бросаю тебе вызов. Ты и я – прямо здесь, прямо сейчас.

Толпа вокруг замерла, переваривая услышанное. Многие знали о жестокости Гончего и его навыках боя, но сейчас все больше были поражены дерзостью Сяо Юня. Никто не решался бросить вызов Гончему – никто, кроме новичка.

– Все они – предатели. – Гончий не ответил на его вызов, явно считая себя выше этого. – Побежали за своим дружком Мин Фанем, предали нас, забыли, кто они есть и кто их кормил.

Он вдруг двинулся к Юнь Шэнли, вытаскивая клинок.

– А ты? Ты тоже с ними постоянно ошивался, верно? Стража, схватить его!

Не успел Юнь Шэнли должным образом отреагировать, как стражники уже подскочили к нему и заломили руки за спину. Гончий подошел и одним резким движением сорвал маску, скрывающую его лицо, та с треском порвалась и упала на пол.

– Так ты не урод, Сяо Юнь? – язвительно ухмыльнулся он, еще сильнее сжимая клинок в руке. – Ну что ж, значит, мы это сейчас исправим.

Гончий лезвием приподнял подбородок Юнь Шэнли. Металл угрожающе блеснул, и в нем отразилось перекошенное лицо главаря арены. Юнь Шэнли же продолжал смотреть на мужчину перед собой с ненавистью, от которой его самого уже потряхивало – он чувствовал себя загнанным зверем, но выдавать страх было не в его характере. Он сам разорвет любого, кто посмеет к нему прикоснуться.

– Остановись! – раздался вдруг властный голос сверху.

Все замерли. Из полумрака на балконе выступила изящная женская фигура, приковавшая к себе все взгляды. Ее движения были плавными, как у пантеры, а на лице читалась безмятежность. Юнь Шэнли сразу же узнал ее – это была госпожа Иньхань. Когда она подошла ближе, стало видно ее едва заметную усмешку, дающую понять, что все здесь происходит по ее правилам.

Гончий убрал клинок и приказал охранникам сковать Юнь Шэнли. Если хозяйка желала позабавиться с этим отбросом, он не мог перечить ей.

Кандалы сомкнулись на запястьях, и их холодный металл неприятно врезался в кожу. Охранники подняли его с пола, крепко держа за руки и не позволяя вырваться.

– Ко мне его. Только приведите живым!

Юнь Шэнли грубо подтолкнули вперед, вынуждая двигаться, и он молча послушался, стараясь не выдать дикого желания уничтожить это место, разобрать его по кирпичикам и сжечь. Смешно получается: раньше глава заковывал всех в цепи, а теперь на себе ощутил, каково это – когда не можешь пошевелиться.

Когда Юнь Шэнли вошел в комнату госпожи Иньхань, его сразу окутал