каждый час коридоры патрулировал сам Гончий, а дальнейший разговор перешел на шепот, из-за чего Юнь Шэнли все равно больше ничего не услышал.
Затаив дыхание, он аккуратно отошел назад и быстрым шагом вернулся в общую комнату. Там он лег на свое место, делая вид, будто только что вернулся с обеда и заснул.
С самого начала поведение этой троицы вызывало подозрения. Они будто намеренно игнорировали законы арены, создавая образ грозных и непобедимых. Перед боем бойцы были обязаны поклониться друг другу, как того требовали правила и обычного боя тоже, но эти трое будто специально ставили себя выше остальных – ни разу за все свое пребывание здесь Юнь Шэнли не увидел, чтобы они склонили голову перед кем-то в знак уважения. Но что вызвало еще больше вопросов, так это их измененные метки. Они их сами испортили новыми ожогами или в этом замешан кто-то еще? Видел ли их Гончий, вечно наблюдающий за участниками боев? А хозяйка арены? Могла ли она не заметить столь явное несоотвествие? Да и эти странные разговоры, что они вели втайне от других, только усиливали подозрения. Создавалось ощущение, что с этими тремя что-то не так, но что…
Возможно, это было частью их плана – отпугнуть любопытных и тем самым скрыть свои истинные намерения.
Юнь Шэнли размышлял над этим, пока тишину вдруг не нарушили осторожные шаги. Он напрягся и быстро отвернулся к стене, притворившись спящим. Шаги стали ближе.
– Он же спит? – раздался одухотворенный шепот Плачущего Монаха.
– Похоже, да, – ответил Цао Цзянь, наклоняясь, чтобы лучше разглядеть лицо Юнь Шэнли. – Давай тихо стащим с него маску? В обычное время он такой гордый, что его и трогать-то лишний раз не хочется.
– Амитабха! Что не желаешь себе, не делай другим.
Тигр из Янчжоу со смешком сел на хлипкую кровать Юнь Шэнли, и та жалобно заскрипела от его немалого веса:
– Опять развел тут свои монашеские бредни!
На миг все затихло, после чего Цао Цзянь произнес:
– Как думаешь, если предложить этому мелкому быть с нами… Он согласится?
– Для доверия к нам его души еще не вполне отчищены от скверны, а разум недостаточно открыт.
Послышался стук бусин. Плачущий Монах снова перебирал четки.
– Какие к черту души? – раздраженно прошептал Цао Цзянь, и Юнь Шэнли услышал в его голосе свойственное ему нетерпение. – Так что, будем ждать, пока еще кого-нибудь прирежут или отравят? Мин Фань был предупреждением. Черт возьми, да нас самих следующими могут пустить на корм бездомным шавкам!
Слова Цао Цзяня вызвали в Юнь Шэнли мгновенную волну интереса. Мин Фань… Предупреждение? Значит, не все здесь были согласны с тем, что творилось на арене, и, возможно, среди бойцов зрело недовольство? Значит, Мин Фань, которого так уважали остальные, был убит кем-то из верхушки?
– Если сейчас поднимем шум, это может привести к еще большему кровопролитию, – добавил Монах, пытаясь убедить своего товарища. – Если нам не поверят, если решат, что мы не преданы арене, Иньхань расправится с нами не задумываясь. Да и этот новенький… – Он бросил взгляд в сторону спящего Юнь Шэнли. – Мы не знаем, на кого он работает.
– Разве тебе не надоело ноги ей лизать? – Тигр из Янчжоу стукнул кулаком по кровати. Если бы Юнь Шэнли спал, то точно бы проснулся и вскочил от такого удара, но он продолжил притворяться. – Она нас за скот держит, понимаешь? Каждый раз, когда кто-то гибнет, это только укрепляет ее власть! Видел, как она быстренько этого пацана клеймом наградила? Как отбитого преступника. Чем он заслужил эту мерзость?
В ответ последовало молчание, а Юнь Шэнли, сдерживая дыхание, все еще пытался уловить каждое новое слово.
– Надо действовать быстро, пока у нас есть шанс!
Ли Шунь тяжело вздохнул, как будто пытался сделать сложный выбор.
– Разве новичок, не познавший еще всех жизненных путей, сможет стать нам опорой? Или он будет просто еще одной пешкой для Иньхань?
Цао Цзянь на мгновение замолчал, прежде чем тихо добавить:
– Если он окажется заодно с нами, у нас будет больше шансов. Этот новенький не так прост, как кажется.
Но тут в комнату стали возвращаться бойцы. Ли Шунь и Цао Цзянь вернулись к своим местам, избегая других, и больше не произнесли ни слова.
Юнь Шэнли открыл глаза, чувствуя, как его все сильнее затягивает в этот опасный водоворот. Если Мин Фаня убила госпожа Иньхань, то какая ей была выгода от смерти простого мальчишки? Неужели она так боится потерять свою власть?
Глава 12
В Ведомстве наказаний царил полнейший хаос – чиновники места себе не находили, и никто не мог спокойно заниматься делами. Чжи Хань, закинув ноги на стол главы Ведомства, нервно грыз кисть для письма, раздумывая над каким-то отчетом, а Сунь Юань метался из угла в угол, что-то бормоча себе под нос.
– Главы нет уже девять дней… – пробормотал Сунь Юань, глядя в окно. – Девять дней от него никаких вестей! А старший господин Юнь уже начал спрашивать, как он себя чувствует! Что ему ответить?!
– Что ему ответить? Что его сын здоров настолько, что пошел искать неприятности на свой… Кхм! Так еще и не где-нибудь, а на подпольной арене! – фыркнул Чжи Хань, закатывая глаза и начиная лениво выводить иероглифы на бумаге.
Сунь Юань застыл и обернулся на заместителя главы:
– Что ты там все пишешь?!
Чжи Хань отложил кисть в сторону и возмущенно оглядел парнишку:
– Пока нашего главы нет, я должен выполнять его обязанности! Из Цзиньчэнской управы пришло дело на рассмотрение. Самоубийство. Ничего такого. Не отвлекайся! Продолжай переживать за главу дальше!
В этот момент в дверь постучали, и на пороге возник стражник:
– Заместитель Чжи, вас спрашивает какой-то человек…
– Кто? – недовольно поднял голову Чжи Хань, уже не надеясь услышать ответ, который принес бы ему утешение.
– Господин Лэйчэн, – доложил стражник, чуть поморщившись.
Сунь Юань и Чжи Хань, услышав имя Лэйчэна, тут же всполошились. Едва тот вошел в кабинет, как они подскочили к нему, с грохотом усадили на стул и прижали к его спинке, как преступника.
– Говори немедленно! – строго сказал Чжи Хань.
– Как глава Юнь, он в порядке? – перебил его Сунь Юань, всматриваясь в лицо Лэйчэна и ожидая, что тот сейчас все расскажет.
– Да-да, где глава Юнь? – поддержал его Чжи Хань, запаниковав.
Лэйчэн тяжело вздохнул, а Чжи Хань и Сунь Юань сразу уловили неприятный запах – разгульный господин явно не чаем наслаждался прошлой ночью. Вытянув руки, он