Поэтому с утра до ночи он ходил на те же тренировки, что и остальные. Бойцы, надзиратели и даже, казалось, стены арены следили за ним круглые сутки.

Та сама проверка, о которой говорил Гончий.

И хотя в первые дни он думал, что нахождение здесь окажется невыносимым, все вышло немного иначе. Бойцы, как выяснилось, были не такими уж бездушными уродами, какими могли показаться. Да, они начали знакомство с попыток запугивания – но для них это был привычный способ общения, потому что в такой жестокой среде по-другому просто не могло получиться. И запугивание, по сути, стало своего рода еще одной проверкой на выносливость. Но Юнь Шэнли, даже осознав это, продолжал отвечать холодно и немногословно.

– Эй, Сяо Юнь, а покажи-ка свое личико! – однажды с усмешкой кинул ему Тигр из Янчжоу, проходя мимо.

– Я уродлив, – равнодушно ответил Юнь Шэнли, не поднимая головы.

Тигр усмехнулся, склонившись чуть ближе к соседу.

– А ты, оказывается, тот еще паршивец, – протянул он с намеком на злость, но его слова были больше шуткой, чем угрозой. – Мы и не такое видели. Снимай!

– Нет.

– Сам не снимешь – мы поможем. – Голос Тигра из Янчжоу стал ниже. – Или хочешь, чтобы мы срезали ее вместе с твоей кожей?

На удивление, Юнь Шэнли сам шагнул к нему навстречу, с вызовом бросая:

– Ну так давай! Попробуй снять!

Азарт Тигра из Янчжоу мгновенно угас. Играть с добычей, которая сама идет к тебе в руки, совсем неинтересно, да и в глазах его мелькнуло уважение к чужому упрямству. Он хохотнул, толкая Юнь Шэнли в плечо, отчего тот пошатнулся:

– А ты смешной! Ну-ну, не дуй свои щеки, как обиженная женщина!

Остальные рассмеялись вместе с Тигром, и, хотя любопытство никуда не исчезло, больше про маску почему-то никто не спрашивал.

На тренировках же бойцы без жалости отрабатывали удары друг на друге, нередко бросая короткие взгляды на Юнь Шэнли, будто прикидывая, выдержит ли такие бои новичок. Сдерживая боль и стиснув зубы, он пропускал чужие удары и тут же наносил свои, не желая показаться слабым, и постепенно бойцы начали замечать это. Их взгляды становились все менее подозрительными, а через время они и вовсе прониклись силой и упорством младшего.

А вот Гончий, кажется, находил удовольствие в том, чтобы постоянно ему докучать. Недавно появившийся на арене Сяо Юнь сразу привлек внимание не только бойцов, но и их главаря, который испытывал к новичку явную неприязнь и не упускал возможности лишний раз высказать недовольство.

– Держи удар! – рявкнул Гончий, наблюдая за тем, как Юнь Шэнли пытаеться уйти от атаки другого бойца на арене. – Где ты научился так драться? Если упадешь в первую минуту боя и сорвешь все представление, будешь год драить ступени и полы в отхожем месте!

Сяо Юнь постоянно выслушивал подобные насмешки, угрозы или снисходительные приказы, однако же сносил все молча. Он прекрасно видел, что Гончий ненавидел его и наверняка мечтал о том дне, когда новенького прикончат в очередном бою. Но и сам Юнь Шэнли испытывал к этому огромному грубому ублюдку такое же омерзение. У него внутри все закипало от всех этих унизительных придирок и замечаний, но он сдерживался, не желая лишний раз подвергать себя опасности. Ему всего-то надо еще немного потерпеть, чтобы побольше узнать о яде, и свобода…

Глава Ведомства задумался, отвлекся буквально на мгновение – и потому пропустил удар противника. Даже два. Сначал коленом прилетело в солнечное сплетение, а потом локтем в спину. Черт!

Как только Юнь Шэнли оказался на земле, его тело болезненно согнулось, и он застонал от боли. Каждый вздох давался с трудом, а внутренности будто отказывались работать дальше. Даже самый слабый уличный драчун знает, что защищать лицо и перед нужно в первую очередь, а Сяо Юнь, как последний дурень, витает где-то в облаках прямо во время боя. Ничего не скажешь, хорош боец!

От мерзкой довольной улыбки на лице противника, который уже шел объявлять всем о своей победе, места ударов заныли еще сильнее.

Прежде чем уйти, Гончий громко фыркнул и, подойдя ближе, резко пнул ногой песок, который попал прямо в лицо Юнь Шэнли. Тот зажмурился и зашипел.

– Ничтожество! – презрительно выплюнул главарь, покидая арену.

Юнь Шэнли ощутил, как к горлу подкатывает то ли тошнота, то ли кровь, поэтому с глухим стоном перекатился на спину, все еще стискивая в жалком жесте ноющие нижние ребра. Его взгляд устремился высоко к потолку. Сама арена тоже находилась под землей и формой напоминала огромную яму: зрительские места находились на первом этаже трактира, поэтому площадка для боев располагалась ниже для удобства гостей – с высоты наблюдать за драками было интереснее. И из-за этого потолок над ареной располагался так высоко, что в свете факелов не получалось увидеть ничего, кроме черной липкой темноты. Как небо в безлунную ночь.

Глава Юнь с тоской подумал о том, что не был на улице и не видел солнечного света уже больше недели.

От взгляда на эту тоскливую беспроглядную тьму под потолком настроение испортилось еще сильнее. Юнь Шэнли не мог избавиться от нелепой мысли о том, что если что-то пойдет не так, то вся эта конструкция верхнего здания просто рухнет прямо в яму арены и он будет погребен под обломками навсегда. Как же глупо было стремиться сюда попасть… Глава Юнь начинал понимать тревоги Чжи Ханя. Возможно, он совсем немного переоценил себя и недооценил других. Если Мин Фань действительно был причастен к этим боям, тогда неудивительно, что его тело было сплошь покрыто синяками и ссадинами. Зачем вообще он сюда полез? Даже целое состояние не стоит того, чтобы здесь находиться…

Вдруг чье-то лицо появилось в его поле зрения, прерывая мучительные размышления.

– Долго еще собираешься валяться? – рявкнул Цзян Фэн, Летящий Клинок, и легонько пнул Юнь Шэнли в бок. – Подумают, ты труп, и вынесут тебя, как мусор. – Видимо, остальные собирались начать тренировку, а тут непонятно кто развалился едва ли не в центре арены.

Юнь Шэнли с трудом поднялся, ощущая, как ломит спину и ноет грудь. Он, прихрамывая, двинулся вперед, напоминая старое, искалеченное животное, торопящееся уйти подальше, чтобы зализать свои раны.

Цао Цзянь, тот самый Тигр из Янчжоу, насмешливо бросил Сяо Юню вслед:

– Эй, никчемыш! Раз ничего не можешь, может, вернешься назад к мамочке?

Юнь Шэнли, придерживаясь за ребра, с