лицом обратился к Юнь Шэнли:
– Глава, это очень опасно! Может, лучше послать кого-то из стражи?
Чжи Хань же и вовсе побледнел от таких поворотов судьбы.
Юнь Шэнли обернулся к нему и, не скрывая своего намерения никого не слушать, ответил:
– Они оскорбили меня! Как я могу оставить их вызов без ответа?
Юнь Шэнли был слишком горд. Он, воспитанный в семье влиятельных чиновников, в первую очередь заботился о сохранении своей чести, чего бы это ему ни стоило, а потом уже пытался разобраться с последствиями своих действий.
Это было его главной ошибкой.
Глава 10
Решение Юнь Шэнли казалось поспешным и необдуманным, однако его не покидало странное предчувствие, которое словно подталкивало действовать именно таким образом. После расследования гибели Бао Муяна стало ясно, что все ниточки нового дела так или иначе ведут к черному рынку – месту, где закон не имеет никакой силы, а человеческая жизнь не стоит ни гроша. Как будто по совпадению, произошло новое убийство, связанное с ядом. Интуиция главы Ведомства подсказывала ему, что в этой трагической череде событий кроется нечто большее, что-то, что связано с обеими смертями и что грозит новыми бедами.
Однако праведные устремления Юнь Шэнли категорически не разделял Чжи Хань. Для него глава Юнь рисковал чересчур многим и желал лишь навлечь на себя лишние проблемы.
Теперь стены Ведомства содрогались от громких криков с призывом оставить все как есть.
– Глава, зачем вы это делаете?! – возмущенно начал Чжи Хань. – Давайте поручим это кому-нибудь другому! Одному из наемников, и дело с концом! Черный рынок – не место для главы Ведомства наказаний.
– Я не могу доверять наемникам в деле, которое касается меня лично, – безэмоционально парировал Юнь Шэнли. – Мою силу и мое Ведомство унизили, поставив под сомнение нашу способность докопаться до сути дела! Такого я никому не прощу!
– А если вас там убьют?! – с упреком спросил Чжи Хань. – Как вы собираетесь объясняться с верховным цензором? Если об этом узнает ваш отец, он…
Юнь Шэнли медленно размотал длинный отрез темной ткани, пропустил ее между пальцами, самыми кончиками ощущая грубость материала. Он взял один конец и осторожно обернул его вокруг запястья, затянув повязку так, чтобы не осталось ни единого проблеска гладкой белой кожи. Каждый новый виток становился еще одним барьером между ним и той жизнью, которую он оставлял позади, новым слоем, надежно защищавшим его от опасности раскрыть свою истинную личность. Теперь он должен стать членом того мира. Мира безнаказанности и преступности.
Завязав последний узел, Юнь Шэнли проверил, как ткань держится на руках, и слегка оттянул, чтобы убедиться в ее прочности. Выставил вперед левую руку, затем правую, согнул их, наблюдая, как плотно прилегающие черные полосы продолжают закрывать кожу. У бойцов на ладонях всегда были порезы, ссадины или даже ожоги. Его же руки были белыми, будто их хозяин не знал, что такое труд. Ни мозолей, ни трещин, ни единой царапины. Идеальные руки главы Ведомства, залитые чужой, а не своей кровью.
Закончив с запястьями, он отбросил длинную прядь волос назад и достал узкую черную ленту. Потеребил ее в руках, затем собрал волосы на затылке и аккуратно завязал их в тугой узел, отчего его лицо стало выглядеть несколько иначе. Теперь он походил на самого обычного юношу своего возраста.
– Если мой отец услышит о моей смерти, – спокойно сказал он, – просто составь отчет, как всегда, и подай его. Напиши, что я совершил самоубийство. Солги. Ты это умеешь делать лучше всего.
Чжи Хань открыл рот, пытаясь найти слова для ответа, но от волнения не смог ничего сказать.
– Глава Юнь, вы шутите? Это не тот случай, когда можно рисковать головой ради личных амбиций!
Чжи Хань, поняв, что уговоры бесполезны, в отчаянии опустился на колени, обхватил ноги Юнь Шэнли и со слезами на глазах принялся умолять его отказаться от этой затеи:
– Глава, пожалуйста, не ходите туда! Это же самоубийство!
Чжи Хань отчаянно подвывал, хватаясь за полы одежд, как ребенок, надеясь, что хотя бы в такой унизительной форме его мольбы найдут отклик. Переживал ли он о жизни Юнь Шэнли? В какой-то степени да. Верховный цензор наказал ему следить за сыном, и не дай боги с этим гордецом что-то случится… Чжи Хань отправится на тот свет вслед за новым главой!
Но Юнь Шэнли только сдержанно улыбнулся и грубо отстранил его руки, не оставляя ни единого шанса на переубеждение.
– Чжи Хань, мы уже все обсудили. Я все равно пойду, и вы должны молчать о моих планах. Оставляю Ведомство на тебя. Позаботься о делах до моего возвращения.
С яростью ударив рукой по полу, Чжи Хань выкрикнул вдогонку:
– Юнь Шэнли! Только посмей умереть!
Юнь Шэнли, как и планировал, собирался отправиться на черный рынок. Его подчиненные, разумеется, не понимали, зачем их глава добровольно идет в место, полное преступников, но Юнь Шэнли не собирался отступать. Он сказался больным и решительно скинул все свои обязанности на подчиненных. Теперь для всех, и для верховного цензора в особенности, глава Ведомства серьезно захворал, и эта ложь дала ему время, необходимое для того, чтобы найти зацепки по делу об отравлении Бао Муяна и Мин Фаня и разобраться, кто мог предоставить яд для убийства. Если Орден Полуночников и впрямь снова решил заявить о себе – происходящее как раз указывало на это, – значит, у Ведомства появились большие проблемы.
Подпольная арена, где Юнь Шэнли надеялся найти ответы, была местом небезызвестным. О ней ходили самые разные сплетни, распространяющиеся с невероятной скоростью, а люди приходили сюда в ожидании кровавого зрелища. Толпа жаждала видеть, как бойцы сражаются друг с другом не на жизнь, а на смерть. Каждый удар, каждый крик и даже последний вздох умирающего здесь оценивались в золоте. Победа означала деньги и славу, но путь к ним пролегал через жестокие бои. Для бойцов арены это была возможность заработать, для зрителей – стремление утолить жажду острых ощущений.
У Юнь Шэнли было множество причин держаться подальше от этого места. Во-первых, должность главы Ведомства наказаний делала его главным врагом всех, кто имел отношение к преступному миру, а арена, без сомнений, была оплотом преступности. Во-вторых, он являлся сыном верховного цензора, который в свое время подпортил жизнь старой хозяйке арены, и для новой владелицы это могло стать поводом для отмщения.
Тем не менее Юнь Шэнли оставался слишком горд