Юнь Шэнли посмотрел на темное небо за окном и решил сжалиться над подчиненными. Им тоже требовался отдых: они целый день провели на ногах, опрашивая свидетелей, которые могли увидеть, кто подбросил тело Мин Фаня. Поэтому глава с тяжелым вздохом произнес:

– Ладно. Скажи всем, пусть заканчивают и идут домой.

Чжи Хань открыл рот, явно желая справиться о своей дальнейшей судьбе, но Юнь Шэнли опередил его:

– И вы оба тоже идите домой. Завтра вас ждет увлекательное знакомство, поэтому отдохните как следует.

Подчиненные с благодарностью кивнули и резво помчались к выходу из Ведомства. Впрочем, за ворота все выходили с опаской – мрачные события утра все еще были живы в их памяти.

Ближе к вечеру следующего дня они отправились к тому, кого Юнь Шэнли называл своим знакомым. Глава Юнь сохранял молчание, так и не рассказав о том, откуда знает этого человека. Наконец глава с двумя помощниками добрался до небольшого переулка, где находилось захудалое на первый взгляд заведение. Изнутри доносились голоса и тихие звуки флейты. Сквозь полупрозрачные занавески на входе угадывались силуэты людей, сидящих за столиками.

Юнь Шэнли отодвинул легкую ткань и шагнул внутрь, ведя за собой Сунь Юаня и Чжи Ханя. Воздух был густым и тяжелым, пропитанным горьковатым ароматом травяного дыма. В полумраке общего зала виднелись только тусклые огоньки свечей, которые дрожали от сквозняка. Это место обладало странной атмосферой, в которой легко было утонуть, забыв, зачем ты вообще сюда пришел.

Чжи Хань, первым делом отметивший странный плотный воздух в помещении, сделал осторожный вдох и тут же почувствовал, как горьковатый дым наполняет его легкие и вызывает легкое головокружение. Он бросил недовольный взгляд на Юнь Шэнли, не скрывая раздражения.

– Глава Юнь, – шепнул Чжи Хань, наклоняясь к нему, – что мы все-таки здесь делаем? Это место больше похоже на логово преступников, чем на что-то, имеющее отношение к правосудию.

Их глава что, все время будет водить их по всяким грязным и злачным местам? Им больше делать нечего?

Юнь Шэнли лишь кивнул ему, тем самым давая знак вести себя мирно и молчать. Его внимание было приковано к фигуре, развалившейся на подушках у стены. Мужчина, облаченный в просторный халат и лениво растянувшийся в откровенной позе, держал в руке длинную курительную трубку, от которой тонкой струйкой поднимался дым. При виде Юнь Шэнли его взгляд оживился, и он, отбросив трубку в сторону, вскочил на ноги. Сделал он это на удивление проворно для человека, казавшегося совсем расслабленным.

– Мой дорогой Шэнли! – воскликнул неизвестный и бросился к главе Ведомства с явным намерением задушить того в объятиях, но Юнь Шэнли ловко отступил в сторону, и руки мужчины хватанули лишь пустое пространство. – Ах, ты все такой же! – рассмеялся он, разглядывая Шэнли с теплой улыбкой.

– Ты тоже не изменился, Лэйчэн, – ответил глава, складывая руки за спиной и наблюдая, как его давний друг с привычной небрежностью потягивает вино, будто жизнь его совсем не тяготит.

«Давний друг» усмехнулся, подняв чашу в его честь, и сделал новый глоток с каким-то праздным удовольствием, которое всегда удивляло Юнь Шэнли.

Лэйчэн был его ровесником, но по характеру и взглядам на жизнь отличался, казалось, во всем. Когда-то, наивными юношами, они вместе сдавали государственный экзамен, мечтая о будущем. Юнь Шэнли, строгий к себе и другим, ночами изводил себя учебой, готовясь к экзамену, как к решающей битве, где у него не было права на ошибку. Лэйчэн же относился ко всему проще, презирая необходимость угождать строгим экзаменаторам и обществу.

В день экзамена Лэйчэн появился в зале с небрежной улыбкой и, к ужасу наставников, прямо во время испытания открыл флягу с вином, которую пронес тайком.

Одной из самых сложных частей экзамена считалось сочинение. Кандидатам в чиновники давали тему, которая обычно касалась конфуцианских принципов управления, морали или государственной службы. Необходимо было продемонстрировать идеальное владение стилем и логикой, а также умение рассуждать с точки зрения этики. Вместо того чтобы написать сочинение о добродетели и служении обществу, Лэйчэн исписал листы рассуждениями о том, как прекрасно ощущать свободу, как мало значат для него правила и как ничто не может заставить его быть кем-то, кем он не хочет быть. Он пил, смеялся, и его глаза светились задором, который был скорее вызовом системе государственного управления, чем глупой беспечностью избалованного молодого господина.

Его сочинение, насыщенное дерзкими и хлесткими выражениями, привело экзаменаторов в ужас. В тот день они изгнали его из зала, а отец Лэйчэна, узнав о произошедшем, едва не проклял сына. Но сам Лэйчэн, казалось, был вполне доволен собой. Он ушел с улыбкой, восприняв поражение как еще один повод повеселиться, а затем утонул в вине и развлечениях. После этого он перестал стараться что-либо кому-либо доказать и начал жить так, как ему хотелось, позабыв мечты о карьере и служении государству.

После провала на экзамене Лэйчэн быстро приобрел репутацию гуляки и праздного весельчака. Поговаривали, что с тех пор он посещал все самые злачные места города: его можно было встретить в шумных тавернах, в домах радости и даже на черном рынке, где он с азартом играл в кости с мелкими преступниками. Но, несмотря на свое поведение, он обладал умом и хитростью, которые позволяли ему сохранять определенный уровень уважения среди тех, кто мог протянуть руку помощи в непростой ситуации.

– Ну что ты все такой надутый, словно жизнь тебя обидела! – поддразнил Лэйчэн, усмехаясь. – Когда ты сдавал экзамен, даже экзаменаторы испугались твоего мрачного взгляда и только из-за этого поставили самые высокие оценки!

Юнь Шэнли пожал плечами, оценивающе глядя на друга:

– А на твоем лице написано, почему ты его не сдал. Ты притащил вино и распил его, а вместо того чтобы написать сочинение о благодетельности, хихикал, икал и рассказывал в своей работе, как тебе хорошо. Никто не мешал тебе сдать экзамен, кроме тебя самого.

– Да я и не хотел его сдавать, если честно. – Лэйчэн ухмыльнулся. – Мой отец настаивал на получении должности. Видел бы ты его лицо, когда он узнал, что меня выгнали прямо из зала!

– Могу представить, – с легкой усмешкой ответил Юнь Шэнли.

Лэйчэн наконец перевел свой прищуренный взгляд на тех, кто пришел вместе с главой Ведомства. Он молча оглядел их, оценивая внешность и удивленные лица, пока его внимание не остановилось на Сунь Юане. Глаза Лэйчэна блеснули интересом, и он едва заметно кивнул, как будто тот подтвердил