осударя царевича и великого князя Алексея Алексеевича: 1) князю Василью Одоевскому, 2) князю Михаилу Черкаскому, 3) Алексею Шеину, 4) Федору да 5) Алексею Салтыковым, 6) князю Петру Хованскому, 7) князю Василью Мещерскому, 8) князю Ивану Мышецкому, 9) Василью Змееву – да великого государя царевича и великого князя Федора Алексеевича стольнику князь Федору Хилкову по камке кармазиновой мерою по 10 арш. (№ 1183).
431
На поле оригинала помечено: «Без года»; см. выше, с. 508. Не о тех ли же, однако, луках говорится под 12 апреля 1667 г.? – Ред.
432
Ср. выше о том же речь под 20 октября 1668 г. С. 523. – Ред.
433
Викторов А. Е. Описание… С. 439.
434
Так в оригинале. – Ред.
435
Викторов А. Е. Описание… С. 440.
436
В оригинале добавлен год рождения царевича «1665» (род. 3 апреля). – Ред.
437
Викторов А. Е. Описание… С. 441.
438
В оригинале карандашом добавлено: «На 20 коп.». – Ред.
439
См. 1669 г. [Ср. выше, с. 525, где речь о лошади царевича. – Ред.]
440
Есипов Г. В. Сборник… Т. I. С. 6.
441
Первоначально в оригинале было: «Ноября 19-го вышиты 4 роги по гзу яринному на дерево к пищалям царевича». – Ред.
442
В оригинале автором помечено: «Следует Петр и Алексей Петрович», но об игрушках Петра Великого см. ниже, в гл. IV, а об игрушках царевича Алексея Петровича выше, между прочим, на с. 593–597 и в других местах II главы. – Ред.
443
На поле автором поставлен «NB». – Ред.
444
Викторов А. Е. Описание… С. 342.
445
Дополнения к Дворцовым разрядам. С. 481.
446
Там же. С. 538.
447
Так в оригинале. – Ред.
448
Дополнения к Дворцовым разрядам. С. 555.
449
Там же. С. 625.
450
Там же. С. 666.
451
Так в оригинале, следует читать: «бобр карь». – Ред.
452
В оригинале: «шлянских». – Ред.
453
Ср. выше о такой же потешной колыбели царевны Ирины Михайловны (год и месяц те же). – Ред.
454
Так в оригинале. – Ред.
455
Так в оригинале. – Ред.
456
Выше, на с. 518, эта покупка отнесена к 1635 г. – Ред.
457
Так в оригинале. – Ред.
458
Подробнее о таком именно значении приведенного здесь летописного известия можно читать в «Архиве историко-юридических сведений, относящихся до России», изд. И. Калачовым. Кн. 1. Отд. V, ст. «Нестор и Карамзин». Противоположное этому мнению см.: Соловьев С. М. Указ. соч. Т. 1. С. 164. Примеч. 26. «Автору статьи, помещенной в Studien [zur grundlichen Kenntniss der Vorzeit Russlands, mitgetheilt von… Ewers] (пер. в Сборнике Калачова), – говорит Соловьев, – непременно хочется ограничить меру Владимира одною целью – приготовлением священников; но такое одностороннее толкование будет противно всем известиям летописей, ибо они говорят именно, что митрополит присоветовал эту меру для утверждения веры, не упоминая о приготовлении священнослужителей». Утверждать веру в то время можно было (прежде всего) только посредством наставников веры. В них, в этих наставниках, и была первейшая, самая настоятельная нужда, которая вызвала меру св. Владимира… Дети не вообще, но дети нарочитой чади, т. е. людей, лучших по своей жизни, как до́лжно понимать, были отданы в научение книжное. Это обстоятельство прямо и указывает на их будущее назначение: в наставники веры могли быть посвящены только избранные, нарочитые. Кроме того, можно с полною достоверностью заметить, что в это отдаленное время, по новости дела и по совершенному недостатку грамотных, всякий грамотный по необходимости поступал в священнослужители и вообще в церковники.
459
Точнее время послания Геннадия не определено. Приводимая автором дата заимствована им из «Актов Исторических». Т. I. С. 146. – Ред.
460
Акты исторические. Т. I. СПб., 1841. № 104.
461
В печатном ориг. 1854 г.: «гривна». – Ред.
462
Любопытные подробности этого обычая сохранены в записках М. С. Щепкина, который имел случай, как видно из тех же записок, проходить курс грамотности по самой древнейшей ее методе. «Учился я весьма легко и быстро, – говорит он, – ибо едва мне сравнялось шесть лет, как я уже всю премудрость выучил, т. е. азбуку, Часослов и Псалтирь: этим обыкновенно тогда и оканчивалось все учение, из которого мы, разумеется… приобретали только способность бегло читать церковные книги. Помню, что при перемене книги, т. е. когда я окончил азбуку и принес в школу в первый раз Часослов, то тут же принес горшок молочной каши, обернутый в бумажный платок, и полтину денег, которая как дань, следуемая за ученье, вместе с платком вручалась учителю. Кашу же обыкновенно ставили на стол и после повторения задов (в такой торжественный день учения уже не было) раздавали всем учащимся ложки, которыми и хватали кашу из горшка. Я, принесший кашу и совершивший подвиг, т. е. выучивший всю азбуку, должен был бить учеников по рукам, что я исполнял усердно при всеобщем шуме и смехе учителя и его семейства. Потом, когда кончили кашу, вынесли горшок на чистый двор, поставили его посредине, и каждый бросал в него палкой; тот, кому удавалось разбить его, бросался стремглав уходить (бежать), а прочие, изловив его, поочередно драли за уши… По окончании Часослова, когда я принес новый Псалтирь, опять повторилась та же процессия…» (Комета, учено-литературный альманах, изд. Н. Щепкиным. М., 1851. С. 167–169). Заметки эти в высокой степени драгоценны: относясь к Югу России, они вместе с приведенным выше свидетельством XVII в., которое говорит о Севере, о Новгородской области, могут служить