Ферма Брэди производила приятное впечатление: аккуратный двухэтажный домик, тщательно оштукатуренный и выбеленный, был увит с фасада вьющимися розами; палисадник, огороженный невысоким белым штакетником, радовал глаз буйством красок на ухоженных клумбах, а расположенные позади дома поля — нежно-салатовой зеленью молодых всходов. Том спрыгнул с чубарого и, открыв дощатые ворота, завел его на задний двор.

Как раз в этот момент из конюшни, вытирая ладони о тряпку, вышел мужчина лет тридцати — высокий, крепкий, грузноватый, с растрепанными темными волосами и загорелым почти до черноты лицом. Увидев нас, он застыл на месте, приоткрыв рот.

— Па, это Пат… — начал было мальчик, но я слегка сжал его плечо, и он осекся. Повисла тишина.

— Ну здравствуй, Майк, — сказал я наконец и шагнул вперед, протягивая руку. — Не узнаешь?

Майкл Брэди наконец сбросил оцепенение. Расплывшись в широченной улыбке, он схватил мою руку и начал ее трясти.

— Финнеган! — проговорил он, не отрывая взгляда от моего лица. — Пат Финнеган, провалиться мне на этом самом месте! Ты ничуть не изменился, старина!

— Не могу сказать того же о тебе, Майк: ты здорово раздобрел за эти десять лет. Добропорядочный фермер, отец семейства, а? Значит, Энни Хэйуэзер все-таки согласилась? Когда Том сказал, что его отец — Майк Брэди, я сразу понял, как зовут его мать. У него глаза Энни.

— Да, мы женаты уже десять лет. Пат, но ты… как же ты… — Он запнулся. — Тебе ведь дали пожизненно… Губернаторское помилование?

— Не совсем, — я слегка усмехнулся. — Мне, пожалуй, не следовало сюда приезжать, Майк. Я рад был тебя повидать, но не хочу тебе неприятностей. Ты теперь семейный человек, должен думать о жене и детях. Проведу эту ночь в горах, тут неподалеку, а завтра пущусь в обратный путь. Здесь оставаться опасно — в наших краях меня и впрямь знает каждая собака. Даже те, кто в жизни меня не видел.

Я потрепал по макушке Тома, и мальчишка наконец обрел дар речи.

— Пат! — воскликнул он. — Пат, ты… Ты Финнеган?! Па, это правда? Он — Финнеган?

— Это Патрик Финнеган, — сухо сказал Майк. — И необязательно кричать об этом во весь голос, молодой человек. Пат, как ты сюда добирался? Тебя кто-нибудь видел?

— По железке до Доусона, потом через холмы, кружным путем, по долине Снейк-Крика. Не думаю, чтобы меня кто-нибудь заметил. Там глухие места, не бывает никого, кроме трапперов, а для них сейчас не сезон. Не переживай, Майк. Я был осторожен — я точно не хочу назад за решетку!

— Эту ночь ты проведешь под моей крышей, Пат, — твердо сказал Майк. — И не спорь. Никому и в голову не придет искать тебя тут. Тебе что-нибудь нужно? Деньги, припасы? Ты знаешь, мой дом — твой дом. Если б не ты…

— Деньги у меня есть, Майк. Спасибо. Патроны тоже. А вот с харчами не очень хорошо — я побаиваюсь лишний раз соваться в лавки. Если бы ты мог собрать мне небольшой запас в дорогу…

— Конечно, Пат, конечно… О чем ты говоришь! Пойдем скорей в дом, я скажу Энни, чтобы накрывала на стол. Ты, наверное, голоден — Энни готовит так, что пальчики оближешь! Том, расседлай его лошадь и поставь в стойло. И помни: ни одна живая душа не должна знать, кто у нас гостил!

— Я скорее сдохну, пап, чем выдам Финнегана, — очень серьезно ответил мальчик. — Честное индейское, мистер Финнеган!

— Я в тебе не сомневаюсь, Томми, — искренне сказал я.

Майк Брэди не соврал — стряпала его жена и впрямь отменно. Расправившись с десертом в виде ежевичного пирога со взбитыми сливками, я не без труда поднялся из-за стола, чувствуя, что меня клонит в сон, несмотря на выпитый кофе.

— Если ты хочешь отдохнуть, то комната наверху тебя ждет, — предложил Майк, но я помотал головой.

— Не пойми меня неправильно, Майк, но замкнутые пространства действуют мне на нервы. Я переночую на сеновале, если ты, конечно, не против. Миссис Брэди, спасибо за чудесный обед. — Я слегка поклонился Энни. Она тоже немного раздалась за прошедшие годы, но с лица оставалась такой же красоткой, какой была в восемнадцать. Кроме глаз. Глаза у нее теперь были совсем другие, взрослые и холодные. Впрочем, я ей никогда не нравился. Молча кивнув в ответ, она сняла фартук и исчезла на кухне.

Я вышел наружу. До вечера было еще далеко, но небо затянули облака, было пасмурно, и глаза после сытного обеда слипались сами собой. Я зашел в конюшню, вскарабкался на сеновал по приставной лестнице, с удовольствием потянулся, зевнул, стащил сапоги и зарылся в душистое, мягкое сено.

— Мистер Финнеган, — донесся до меня как сквозь плотное одеяло чей-то далекий голос. — Вы же возьмете меня с собой? Ведь правда же? Вы позволите поехать с вами?

— Обязательно, Томми, — пробормотал я, проваливаясь в сон. — Только завтра… все завтра…

Обычно я сплю очень чутко — малейшего шороха достаточно, чтобы вырвать меня из объятий Морфея. Это в высшей степени полезный навык для того, чья жизнь проходит в бегах, но, видимо, за последние десять лет я немного растерял хватку. Меня разбудило громкое «С добрым утром, Финнеган!» над самым моим ухом. Оно сопровождалось пинком под ребра и щелканьем револьверного курка.

Я не без усилий разлепил глаза — в них словно песка насыпали — и попытался сесть.

— Без глупостей, Финнеган, — немедленно предупредил меня резкий мужской голос. — Давай сюда лапы.

Я протянул руки, и на них немедленно защелкнулись браслеты наручников.

— Вот так-то, — удовлетворенно протянул все тот же голос. — Теперь к лестнице и вниз. Мой кольт глядит тебе точнехонько в лоб, Финнеган, так что лучше не пытайся валять дурака.

Я наконец проморгался, кое-как протер глаза плечом и разглядел своего пленителя. Это был немолодой жилистый мужчина среднего роста с пшеничного цвета усами и такими же пшеничными волосами, жидкие пряди которых неаккуратно свисали из-под серого «стетсона». На его жилете тускло поблескивала никелированная звезда, один луч которой был слегка погнут.

— Давненько не виделись, Браун, — пробормотал я. Снаружи было, наверное, раннее утро — сквозь дощатые стены конюшни просвечивали косые, розоватые солнечные лучи, в которых плясали пылинки. Стараясь двигаться осторожно, без резких движений, я обулся, поднялся на ноги, подошел к лестнице и спустился с сеновала.

Шериф Браун спустился следом за мной. Посоветовав мне пошевеливаться резвей, он забрал мой ремень с кобурой, который я повесил на гвоздь у входа в конюшню, и перебросил через плечо лежащие там же седельные сумки.