все вместе выходили каждое утро и, увидев большое стадо бизонов, приближались к нему как можно осторожнее, пока наконец встревоженные животные не бросались наутек. Тогда начиналась грандиозная погоня, и, если все шло хорошо, охотники убивали много жирных самок бизона. Почти у всех пикуни имелись какие‐нибудь ружья: кремневые или пистонные, гладкоствольные или нарезные. Но во время погони многие индейцы, особенно если под ними были резвые, обученные лошади, предпочитали пользоваться луком и стрелами, так как можно выпустить две или три стрелы в разных бизонов за то время, что тратится на перезарядку ружья, хотя старые гладкоствольные винтовки заряжались быстро. Охотник держал несколько пуль во рту. Разрядив ружье, он тотчас же высыпал порцию пороху из рога или фляги на ладонь, а потом в дуло. Затем, вынув пулю изо рта, он бросал ее поверх пороха, раза два резко ударяя по стволу, чтобы утрясти заряд, и насыпал порох на полку или вставлял пистон – в зависимости от системы ружья. При такой зарядке ружье следовало держать дулом кверху, иначе пуля выкатывалась из него. При выстреле охотник нажимал на спусковой крючок в то мгновение, когда ружье опускалось до уровня цели. Некоторые меткие стрелки верхом на исключительно быстрых и выносливых лошадях часто убивали за одну погоню по двадцать и более бизонов. Однако среднее число добытых животных на одного человека, по-моему, не превышало трех. После удачной охоты главный лагерь представлял собой подобие бойни. Вьючные лошади шли цепочками, одна за другой, нагруженные мясом и шкурами, а некоторые охотники перебрасывали одну-две шкуры или большие пласты мяса через седла и садились сверху. Все вокруг было залито кровью: лошади, тропа, одежда и даже лица индейцев.
Я бывал на нескольких охотах в такую холодную погоду, что шкура бизона, застывая, вставала колом, как только отделялась от туши под ножом; но индейцы свежевали свою добычу голыми руками. Я носил очень теплое белье, рубашку из толстой фланели, замшевую рубашку, жилет и пиджак, короткую верхнюю куртку из шкуры бизона и штаны из того же материала, и все же временами очень мерз, а на щеках и носу у меня были болячки от частого примораживания. Индейцы же надевали только две рубашки, два одеяла или легинсы из кожи бизона, меховые шапки, перчатки из бизоньей шкуры и мокасины без носков. Но они никогда не мерзли и не дрожали на морозе. Они приписывали свою невосприимчивость к холоду благоприятному влиянию ежедневного купания: индейцы купались в любую погоду, даже если для этого приходилось прорубать отверстие во льду. И заставляли купаться своих детей начиная с трехлетнего возраста, вытаскивая сопротивляющихся малышей из постели, чтобы отнести их под мышкой к реке и окунуть в ледяную воду.
Во время таких кратковременных охот не бывало ни азартных игр, ни танцев. Отряд всегда сопровождал какой‐нибудь знахарь, и вечера проходили в молитвах Солнцу об успехе охоты и в пении песен, которые можно назвать охотничьими, особенно песен о волке – самом удачливом из охотников. Спать ложились рано, поскольку мало радости сидеть в дыму от горящего бизоньего кизяка.
Возможно, читателю приходилось видеть на северо-восточной равнине круги из камней или небольших валунов; диаметр этих кругов составляет от двенадцати до двадцати футов и даже более. Подобные камни применялись как грузы, чтобы придавить нижний край шкур, покрывающих палатку, и этим предохранить ее от опрокидывания в сильный ветер. Когда лагерь снимался с места, камни просто скатывали с кожи. Часто такие круги находят на расстоянии многих миль от воды. У вас может возникнуть вопрос, как люди на стоянках ухитрялись утолять жажду: они растапливали снег. Лошади ели снег вместе с травой; топливом служил высушенный навоз бизонов. Круг из камней – это признак давнишнего лагеря зимних охотников. Некоторые из лагерей такие древние, что верхушки камней едва виднеются в траве, так как постепенно в течение многих сезонов дождей под действием собственного веса валуны погрузились в почву.
К концу ноября закупка шкур шла полным ходом; было убито много тысяч бизонов, и женщины все время занимались дублением шкур, требующим немалой затраты сил и времени. Я часто слыхал и читал, что индейцы-мужья не жалеют своих жен, что индианки проводят жизнь в тяжелой неблагодарной работе. Эти утверждения весьма далеки от истины, если говорить о кочевниках северной прерии. Правда, женщины собирают топливо для очага палатки – вязанки сухих ивовых прутьев или сучьев упавших тополей. Они также готовят пищу и, кроме дубления шкур бизона, превращают шкуры оленей, вапити, антилоп или горных баранов в мягкую замшу для домашнего употребления. Но ни одна индианка не страдает от чрезмерного труда; если им хочется, они отдыхают. Женщины знают, что и завтра будет день, и необходимую работу делают без спешки. Муж никогда не вмешивается в дела жены, как и она не вмешивается в его обязанности, в добычу шкур, мехов и мяса – основы жизни племени.
Большинство индианок – почти все – от природы трудолюбивы и гордятся своей работой. Им доставляет удовольствие наполнять одну за другой кожаные сумки отборным сушеным мясом и пеммиканом, выделывать шкуры бизонов и мягкую замшу для домашнего употребления или на продажу, вышивать удивительные узоры из бус или крашеных игл североамериканского дикобраза на верхе мокасин, платьях, легинсах и сбруе. Если шкуры шли в продажу, то женщины получали свою долю из выручки. Если муж решал купить себе спиртное – что ж, это его дело, но жена тогда приобретала одеяла, красную и синюю шерсть, оранжевую краску, бусы, пестрые ситцы, разные другие предметы обихода и украшения.
Ягода и часть его людей в течение зимы совершили несколько поездок в форт Бентон. В одну из них Ягода привез свою мать, которая жила там со своей подругой Женщиной Кроу. Матушка моего друга была чистокровной индианкой из племени манданов, но с очень светлой кожей и каштановыми волосами – высокая, стройная, красивая женщина, очень гордая и важная, но с добрейшим сердцем. Ко мне она была добра, ходила за мной, когда я болел, давала мне диковинные горькие лекарства; она заботливо убирала разбросанные мною вещи, стирала и чинила мою одежду, шила мне красивые мокасины и теплые перчатки. Даже будучи родной матерью, она не могла бы смотреть за мной лучше. Я знал, что никогда не смогу отплатить этой женщине за все, что она для меня сделала. Когда я заболел горной лихорадкой и у меня вечерами начинался бред, она неустанно заботилась обо мне и благополучно вы́ходила. Ее подруга Женщина Кроу была также добра ко мне.
