из свиты барона фон Штайнера. 
 Виктор обменялся быстрым взглядом с Изабеллой, затем ответил:
  — Третье кольцо Копья Судьбы. Артефакт, связанный с распятием Христа и обладающий мощью, которую трудно представить смертному разуму.
  Он поднял Копьё, позволяя двум уже найденным кольцам засиять в полумраке шатра.
  — Два кольца уже найдены. Третье ждёт нас в Иерусалиме. Когда все пять будут воссоединены, этот мир изменится навсегда.
  Военачальники молчали, потрясённые увиденным и услышанным. Многие из них слышали легенды о Копье Судьбы, но немногие верили в них до конца. Теперь же, видя сияние колец и чувствуя странную силу, исходящую от артефакта, сомнения отступали.
  — Это… великая честь, — произнёс наконец граф Альварес. — Участвовать в столь священной миссии.
  Остальные закивали, на их лицах читалось благоговение, смешанное со страхом.
  — Честь и ответственность, — подтвердил Крид. — И поэтому я прошу каждого из вас поклясться: информация о кольце не должна выйти за пределы этого шатра. Даже ваши ближайшие офицеры не должны знать истинной цели нашего похода.
  Один за другим военачальники принесли клятву на Библии и Копье. Когда церемония завершилась, Виктор отпустил совет, оставив при себе только Изабеллу и дона Себастьяна.
  — Впечатляющее представление, кардинал, — заметил испанец, когда они остались втроём. — Вы умеете вдохновлять людей.
  — Я говорил правду, — ответил Крид. — Они заслуживают знать, ради чего рискуют жизнями.
  — Но не всю правду, — мягко возразил дон Себастьян. — Вы не упомянули о пророчестве. О вратах времени, которые откроются, когда все пять колец соединятся.
  Изабелла напряглась, её рука инстинктивно легла на рукоять кинжала, спрятанного в складках платья. Но Виктор остановил её лёгким жестом.
  — Некоторые истины слишком тяжелы даже для самых преданных сторонников, — произнёс он. — Вы сами это прекрасно понимаете, дон Себастьян. Как понимаете и то, что я всё ещё не уверен в вашей роли во всем этом.
  Испанец улыбнулся своей загадочной улыбкой.
  — Моя роль проста, кардинал. Я наблюдатель. Хранитель баланса, если хотите.
  — Наблюдатель от чьего имени? — прямо спросил Крид.
  За тёмными стёклами очков мелькнули голубые искры.
  — От имени тех, кто так же, как и вы, не хочет, чтобы Абаддон получил контроль над вратами времени. Более конкретного ответа я дать не могу. По крайней мере, пока.
  Виктор долго изучал лицо испанца, затем кивнул.
  — Пока этого достаточно. Но помните: если вы попытаетесь встать на моём пути к кольцам, я не буду так… дипломатичен.
  Дон Себастьян склонил голову в лёгком полупоклоне.
  — Я буду помнить об этом, Бессмертный. И о том, что даже вечность имеет свои пределы.
  С этими словами он покинул шатёр, оставив Виктора и Изабеллу наедине.
  — Не верь ни единому его слову, — тихо произнесла женщина, когда шаги испанца стихли. — В нём есть что-то… неправильное. Что-то, что скрывается за маской учтивости и изысканных манер.
  Крид кивнул, его лицо было мрачным.
  — Я знаю. Но пока он полезен для нашего дела. А когда перестанет быть полезным…
  Он не закончил фразу, но Изабелла поняла. За столетия их связи она хорошо изучила этого человека — его силу, его решимость и его безжалостность, когда дело касалось защиты того, что он считал важным.
 * * *
 Порт Яффа встретил флот крестоносцев безоблачным небом и спокойным морем. Казалось, сама природа благословляла их предприятие. Тысячи воинов сходили на берег, выстраиваясь в колонны и готовясь к маршу на Иерусалим.
  Местное население — смесь арабов, евреев и левантийских христиан — с тревогой наблюдало за прибытием огромной армии. Некоторые в страхе бежали в глубь страны, другие оставались, надеясь на милость завоевателей.
  Виктор Крид, восседая на белом жеребце, наблюдал за высадкой с холма неподалёку от порта. Рядом с ним находились Изабелла и ближайшие командиры Рассветного ордена.
  — Красивая земля, — произнёс брат Антоний, оглядывая прибрежные холмы, покрытые зеленью оливковых рощ. — Трудно поверить, что за ней стоит столько войн и крови.
  — Земля как земля, — ответил Крид. — Не красивее и не уродливее других. Но то, что скрыто под ней… вот что делает её особенной.
  Он повернулся к Изабелле.
  — Твои видения не изменились? Кольцо всё ещё у еврейского банкира?
  Она кивнула, её лицо было сосредоточенным.
  — Да, но есть что-то ещё. Последние ночи мои сны были… тревожными. Я видела Абаддона в Иерусалиме, у Стены Плача. Он искал что-то, рылся в древних текстах. И ещё… — она замолчала, словно подбирая слова.
  — Что ещё? — настойчиво спросил Виктор.
  — Я видела дона Себастьяна. Но не таким, каким мы его знаем. Он был… в огне. Голубом пламени, которое не обжигало, а… преображало. И он держал в руках книгу, похожую на ту, что использует Абаддон. Только не «Демоны Гоэтии», а что-то другое. Что-то более древнее.
  Крид нахмурился. Загадка испанца становилась всё глубже, и это ему не нравилось. Неизвестность всегда была опаснее явной угрозы.
  — Где он сейчас? — спросил Виктор, оглядываясь.
  — На флагмане, — ответил брат Антоний. — Сказал, что присоединится к нам перед выходом к Иерусалиму.
  Крид кивнул, принимая решение.
  — Держите его под наблюдением. Ненавязчиво, но постоянно. Я хочу знать о каждом его шаге, особенно если он попытается покинуть лагерь.
  Он повернул коня, направляясь обратно к основным силам.
  — Мы выдвигаемся на рассвете. По моим расчётам, за четыре дня достигнем предместий Святого города. И тогда… — он бросил взгляд на Копьё, прикреплённое к седлу, — тогда мы узнаем, кому судьба улыбнётся в этот раз.
 * * *
 Иерусалим сиял на горизонте, его древние стены золотились в лучах восходящего солнца. Город, переживший тысячи лет войн, осад и разрушений, вновь готовился встретить армию завоевателей.
  Войско крестоносцев растянулось на холмах, окружающих Святой город. Бесконечные ряды шатров, знамёна с крестами всех форм и расцветок, дым от тысяч костров, поднимающийся к небу. Сила, собранная здесь, могла сокрушить любую крепость, любую армию.
  Виктор Крид стоял на вершине Елеонской горы, глядя на панораму Иерусалима. Отсюда был виден купол Скалы, сияющий золотом, и Храм Гроба Господня, и Стена Плача — святые места трёх религий, столетиями