— Устала жить? — Щербатый рот насмешливо оскалился. Он затянул золотую цепочку вокруг дряблого горла. Старуха захрипела. И вдруг атаман выпустил крестик. Два вскрика слились в один, и два тела рухнули на землю. Их сокрушил пришедший на помощь богомолке громадного роста бородатый старец.

Рука атамана поудобнее перехватила нож. Старец отстранил богомолку и шагнул навстречу ножу. Склещились ножевые глазки каторжника с линяло-синими, будто исплаканными очами безоружного старика.

Чудесное превращение совершалось на глазах каторжника: исчезал седобородый старец с изможденным лицом и возникал… блистательный шлемоносный император Александр Благословенный на дымном поле только что завершившейся победно брани.

Император делает шаг вперед и прикрепляет Георгиевский крест к груди израненного, с перевязанной головой молодого солдата.

Нож выпал из руки, атаман опустился на колени, по грязным щекам катились слезы.

Грустно и понимающе глядел на него старик. Как бы прощая и прося об ответном прощении, склонилась перед беглым каторжником — некогда бесстрашным русским солдатом — гордая голова.

Каторжник отполз на коленях, вобрал в свой темный взор высящуюся над ним фигуру, свистнул в три пальца и прянул во тьму.

Александр обернулся: рослая старуха, которую он защитил, стояла рядом. Она опустила платок.

— Елизавета, — сказал Александр и поцеловал увядшее, до слез любимое лицо.

— Вот я и нашла тебя, — сказала женщина. — И ты опять спаситель.

— Бедные люди! — задумчиво произнес Александр.

— Бедные и страшные…

— Это Россия… Сегодня они еще на коленях. Завтра на коленях будем мы.

— И они, — вещим голосом произнесла императрица. Все их царство будет на коленях…

…По дороге шли два высоких старика. Вокруг простиралась весенняя земля в нежном первоцвете.

— Как хорошо! — сказала Елизавета, сдержав шаг и озирая простор.

— Ты опять со мной, — тихим, глубоким голосом произнес Александр. — Может, Господь простил меня?..