и тревоги, в слова, в дела, в нелегкие дороги, все соизмерь и на колени стань. И многое предстанет мелким, вздорным, и боль утихнет, хоть была крепка... Полынь и щебень. Как трава упорна! И отливают бронзой облака. 1950

КОНСТАНТИН ВАНШЕНКИН

ВИНТОВКА

Утром, незадолго до привала, Возле незнакомого села Пуля парня в лоб поцеловала, Пуля парню брови обожгла. По снегу шагали батальоны, Самоходки выровняли строй. Покачнулся парень удивленно И припал к проталине сырой. И винтовка тоже, как живая, Вдруг остановилась на бегу И упала, ветви задевая, Притворившись мертвой на снегу... Похоронен парень у Дуная, До него дорога далека, Но стоит винтовка боевая В пирамиде нашего полка. 1949

БЫВШИЙ РОТНЫЙ

В село приехав из Москвы, Я повстречался с бывшим ротным. Гляжу: он спит среди ботвы В зеленом царстве огородном. Зашел, видать, помочь жене, Армейский навести порядок И, растянувшись на спине, Уснул внезапно между грядок. Не в гимнастерке боевой, Прошедшей длинную дорогу, А просто в майке голубой И в тапочках на босу ногу. Он показался странным мне В таком наряде небывалом. Лежит мой ротный на спине И наслаждается привалом. Плывут на запад облака, И я опять припоминаю Прорыв гвардейского полка И волны мутного Дуная. В тяжелой мартовской грязи Завязли пушки полковые. «А ну, пехота, вывози! А ну, ребята, не впервые!..» Могли бы плыть весь день вполне Воспоминанья предо мною, Но я в полнейшей тишине Шаги услышал за спиною. И чей-то голос за плетнем: — Простите, что побеспокою, Но срочно нужен агроном... — Я тронул ротного рукою. ...Мы пили с ним два дня спустя, Вина достав, в его подвале, И то серьезно, то шутя Дороги наши вспоминали. Потом уехал я домой, Отдав поклон полям и хатам, Остался славный ротный мой В краю далеком и богатом. И снится мне, как за окном Деревья вздрагивают сонно. С утра шагает агроном По территории района. По временам на большаке Пылит пехота —                         взвод за взводом, Да серебрится вдалеке Гречиха, пахнущая медом. 1949

ПЕРВОГОДКАМ

Полк деревья валил для блиндажных накатов, Полк упрямо работал и ночью и днем. Мы пилили на пару с бывалым солдатом, Но у нас плоховато пилилось вдвоем. И товарищ, пилотку на лоб нахлобучив, Говорил, под сосной отдыхая в тени: — Ты москвич-то москвич, а пилить не обучен, Ты не дергай пилу, осторожней тяни... Я тянул осторожней. Пилотка от соли Стала твердой, как жесть. Побелела в три дня, Я набил на руках кровяные мозоли, На земле засыпал, не снимая ремня. Но была