А набережная Биарца –

Триумфатор в лавровом венке,

Во власти всесильного Юга

Хоть квадратуру круга

Решить, как это ни туго,

И выкинуть невдалеке!

Солнце – в воду. И сразу

Станет уютней глазу,

От холода первой фразы

Не остаётся ни строч …

И на стихи отзовётся

Звёздное эхо колодца,

И в ритмах телесных начнётся

Новая звонкая ночь…

Заключение

Осень явилась разом, и не прося пристанища,

Замельтешила узором дубов, узкими листьями ив,

(Будто опять «Турандот» старик Антокольский поставил,

Старый вахтанговский замысел наново перекроив).

Осень осиновой мелочью засыпала холмы у моря,

Отменила хвастливость роз и скромность яблонь,

Но, противозаконный, там где-то, в опустелых Содоме и Гоморре

В полумёртвой, медленной тишине заливается зяблик. Зяблик…

И я снова леплю тебя из холщёвых бретонских пейзажей,

Из зелёной бегучей волны Средиземного моря, из

Капризных парижских набережных, из смятых созвездий, и даже

Из самого этого неконкретного понятья: каприз.

Что ж, пускай себе осень гасит свеченье брусничных бусин,

И зелёный, в медной кроне, отливающий лаком орех, –

Но не смолкнет, звенит бронзой клён,

Но церквушки – белые гуси,

Где-то пьют и пьют студёную воду северных рек