Toila — Valaste
1928
Отличной от других
Ты совсем не похожа на женщин других:У тебя в меру длинные платья,У тебя выразительный, сдержанный смехИ выскальзыванье из объятья.
Ты не красишь лица, не сгущаешь бровейИ волос не стрижешь в жертву моде.Для тебя есть Смирнов, но и есть соловей,Кто его заменяет в природе.
Ты способна и в сахаре выискать «соль»,Фразу — в только намекнутом слове…Ты в Ахматовой ценишь бессменную боль,Стилистический шарм в Гумилеве.
Для тебя, для гурманки стиха, остротаСологубовского триолета,И, что Блока не поцеловала в уста,Ты шестое печалишься лето.
А в глазах оздоравливающих твоих —Ветер с моря и поле ржаное.Ты совсем не похожа на женщин других,Почему мне и стала женою.
1927
Любовь коронная
Посв. Ф.М.Л.
Она, никем не заменимая,Она, никем не превзойденная,Так неразлюбчиво-любимая,Так неразборчиво влюбленная,
Она, вся свежесть призаливная,Она, моряна с далей севера,Как диво истинное, дивная,Меня избрав, в меня поверила.
И обязала необязанноСвоею верою восторженной,Чтоб все душой ей было сказано,Отторгнувшею и отторженной.
И оттого лишь к ней короннаяВо мне любовь неопалимая,К ней, кто никем не превзойденная,К ней, кто никем не заменимая!
1929
Твоя дорожка
Свежей душистого горошка,И значит — свежести свежей,Немножко больше, чем немножко,Ты захотела стать моей…
И к свежим я влекусь озерамВ незаменимости лесной,Твоим сопровождаем взором,Сопутствуем твоей весной.
Он сник, услад столичных демон,Боль причинивший не одну…Я платье свежее надену!Я свежим воздухом вздохну!
Я — твой! Веди меня! Дорожка,Мне выисканная тобой, —Свежей душистого горошка:Свежее свежести самой!
1929
Ведь только ты одна!
Ни одного цветка, ни одного листка.Закостенел мой сад. В моем саду тоска.
Взад и вперед хожу, по сторонам гляжу.О чем подумаю, тебе сейчас скажу.
Ведь только ты одна всегда, всегда нежна,В печальной осени душе всегда нужна.
И только стоит мне взглянуть в глаза твои —Опять весна пришла и трелят соловьи.
И на устах моих затеплен юный стихОт прикасания живящих уст твоих.
И пусть в саду пустом ни одного цветка,И пусть в бокале нет ни одного глотка,
И пусть в столе моем нет ни одной строки, —Жду мановения твоей благой руки!
1929
Любовница
1
«Любовница» пошло звучит, вульгарно,Как все позахватанное толпой,Прочти ли сам Пушкин свой стих янтарный,Сама ли Патти тебе пропой.
Любовница — плоть и кровь романа,Живая вода мировых поэм.Вообразить себе МопассанаБез этого слова нельзя совсем…
Любовница — дивное русское слово,И как бы ты смел на него напасть,Когда оно — жизни основаИ в нем сочетались любовь и страсть?!
2
В этом слове есть что-то неверное,Драматическое что-то есть,Что-то трогательное и нервное, —Есть оправдываемая месть.
В этом слове есть томик шагреневый,На бумаге веленевой станс.В этом слове есть тайна ТургеневаИ сиреневый вешний романс.
Благодатно до гроба запомнитсяОзаряющее бытиеГрустно-нежное слово «любовница»,Обласкавшее сердце твое.
3
Если же слово этоМожет быть применимоК собственной — не другогоИ не к чужой — жене,Счастье тебе готово,Равное власти РимаВ эру его расцвета,Можешь поверить мне!
1929
Стихи октябрьского заката
Ты чутко читала Сергея ВолконскогоНа синей тахте у стены голубой.Я только что кончил работу с эстонского,И мы говорили о книге с тобой.
— Ведь это не часто, чтоб книга претолстаяБыла целиком и умна, и тонка, —Сказала так славно, и хлынули волосыКаштановым ливнем на край дневника.
Луч солнца упал на склоненную талию,На женственный шелк старомодных волос.И нас, северян, потянуло в Италию,И южное в северном сердце зажглось!
Ты вспомнил а строфы священные Блоковы,Шепнула: «И нашим бы музам на юг…»А луч западающий двигался около,Как будто обрадовался: «узнаю!»
1929
Как хорошо…
Как хорошо, что вспыхнут снова этиЦветы в полях под небом голубым!Как хорошо, что ты живешь на светеИ красишь мир присутствием своим!
Как хорошо, что в общем внешнем шумеМилей всего твой голос голубой,Что, умирая, я еще не умерИ перед смертью встретился с тобой!
1928
На колокола
На колокола
Ко всенощной зовут колокола,Когда, в путь вышедшие на рассвете,Мы различаем в далях монастырь.
Окончен лес, и пыльная белаВ полях дорога к церкви, где на третьейВерсте гора, вокруг которой ширь.
Там, за полями, на горе соборВ лучах печалящегося заката,И не печальные ли купола?
Нам, проозеренный оставив бор,Где встретилась с утра одна лишь хата,Идти на нежные колокола.
У башенки зубчатого кремля,Воздвигнутой над позаросшим скатом,Свернув с пути, через калитку мы
Вступаем в монастырь. Его земляОзарена печалящим закатом,И в воздухе сгущенье белой тьмы.
Монашенки бесшумны и черны.Прозрачны взоры. Восковые лики.Куда земные дели вы сердца?
Обету — в скорби данному — верны,Как вы в крови своей смирили клики?Куда соблазн убрали из лица?
Иль, может быть, покойницы на вид,Иных живых вы, девушки, живее,И молодость повсюду молода?
И в ночь, когда сирень зашевелитСвой аромат и вас весной овеет,Не ищете ли повод для стыда?…
1927
Молитва
Достоевскому
Благочестивого монастыряГостеприимство радостно вкушая,Я говорю: жизнь прожита большая,Неповторяемая на земле!Все находимое порастерялИ вот, слезами взоры орошая,Я говорю: жизнь прожита большая…Проговорил — и сердцем обомлел:
Большая жизнь, но сколького не знал!Мелькают страны, возникают лицаТех, о которых некому молиться,Кто без молитвы жил и постарел…Чем дольше-жизнь, тем явственней сигнал…С кем из безвестных суждено мне слиться?О всех, о ком здесь некому молиться,Я помолюсь теперь в монастыре…
Ночь под 1927 г.
Земное небо
Как царство средь царства, стоит монастырь.Мирские соблазны вдали за оградой.Но как же в ограде — сирени кусты,Что дышат по веснам мирскою отрадой?
И как же от взоров не скрыли небес, —Надземных и, значит, земнее земного, —В которые стоит всмотреться тебе,И все человеческим выглядит снова!
1927
На монастырском закате
