Таллинн
7 апреля 1936
Грустный опыт
Я сделал опыт. Он печален:Чужой останется чужим.Пора домой; залив зеркален,Идет весна к дверям моим.
Еще одна весна. Быть может,Уже последняя. Ну, что ж,Она постичь душой поможет,Чем дом покинутый хорош.
Имея свой, не строй другого.Всегда довольствуйся одним.Чужих освоить бестолково:Чужой останется чужим.
Таллинн
2 апреля 1936
Сонеты о Ревеле
1
Зеленый исчерна свой шпиль ОлайВозносит высоко неимоверно.Семисотлетний город дремлет мерноИ молит современность: «Сгинь… Растай…»
Вот памятник… Собачий слышу лай.Преследуемая охотой сернаЛетит с горы. Разбилась насмерть, верно,И — город полон голубиных стай.
Ах, кто из вас, сознайтесь, не в восторгеОт встречи с «ней» в приморском Кадриорге,Овеселяющем любви печаль?
Тоскует Линда, сидя в волчьей шкуре.Лучистой льдинкой в северной лазуриСияет солнце, опрозрачив даль.
Таллинн
11 декабря 1935
2
Здесь побывал датчанин, немец, шведИ русский, звавший город Колыванью.С военною знавались стены бранью,Сменялись часто возгласы побед.
На всем почил веков замшелых след.Все клонит мысль к почтенному преданью.И, животворному отдав мечтаньюСвой дух, вдруг видишь то, чего уж нет:
По гулким улицам проходит прадед.Вот на углу галантно он подсадит,При отблеске туманном фонаря,
Жеманную красавицу в коляску.А в бухте волны начинают пляскуИ корабли встают на якоря.
Таллинн
12 декабря 1935
3
Здесь часто назначают rendez-vous,[14]У памятника сгинувшей «Русалки»,Где волны, что рассыпчаты и валки,Плодотворят прибрежную траву.
Возводят взоры в неба синевуВакханизированные весталки.Потом — уж не повинны ль в этом галки? —Об этих встречах создают молву.
Молва бежит, охватывая Таллинн.Не удивительно, что зло оставленВзор N., при виде ненавистной Z.,
Которой покупаются у ШтудеРазнообразных марципанов грудыИ шьется у портнихи crépe-georgette.[15]
Таллинн
18 декабря 1935
Медальоны
Алданов
Кого бы ни характеризовал, —Будь то Разумовский иль Бетховен, —Всегда изображаемый греховен,И слабостей в нем всяческих завал.
Он ничего ни в ком не прозевал,Как евнух, желчен и нахмуребровен.Он людям в душах не простил часовенЗатем, что сам святыни не знавал…
Удушливых и ледяных пустынекВ нем безвоздушный воздух. Скрыт в нем циник,Развенчивающий любой венец.
Тлетворное его прикосновеньеГубительно. Его грызет сомненье.Он мудр, как может мудрым быть скопец.
Кишинев. 1 марта 1934
Бальмонт
Коростеля владимирских полейЖизнь обрядила пышностью павлиней.Но помнить: нет родней грустянки синейИ севера нет ничего милей…
Он в юношеской песенке своей,Подернутой в легчайший лунный иней,Очаровательнее был, чем нынеВ разгульно-гулкой радуге огней.
Он тот поэт, который тусклым людямЛученье дал, сказав: «Как Солнце, будем!»И рифм душистых бросил вороха,
Кто всю страну стихийными стихамиПоверг к стопам в незримом глазу храме,Воздвигнутом в честь Русского стиха.
Кишинев. 3 марта 1934
Вертинский
Душистый дух бездушной духотыГнилой, фокстротной, пошлой, кокаинной.Изобретя особый жанр кретинный,Он смех низвел на степень смехоты.
От смеха надрывают животыИ слезы льют, смотря, как этот длинныйДелец и плут, певец любви перинной,Жестикулирует из пустоты.
Все в мимике его красноречиво:В ней глубина бездонного обрыва,Куда летит Земля на всех парах.
Не знаю, как разнузданной Европе,Рехнувшейся от крови и утопий,Но этот клоун мне внушает страх.
Тойла. 1926 г.
А.Н. Иванов
«Страдание рождает Красоту»:Перестрадав, стал дух его прекрасным.Во всем земном — и тщетном и напрасном —Нельзя считать напрасной лишь мечту.
Мечту и мысль. И я глубоко чтуЕго за то, что мудрое со страстнымОн сочетал в себе, оставшись ясным,И попытался оправдать тщету.
Я не из тех, кто пышными цветами,Бродя меж полусгнившими крестами,Бездушный разукрашивает труп.
И, вслушавщись в его живое слово,Мне радостно почтить его живого,«Фиалочкой» и — озареньем губ.
Кишинев. 18 февраля 1934 г.
Фелисса Круут
Ты — женщина из Гамсуна: как в ней,В тебе все просто и замысловато.Неуловляемого ароматаТвой полон день, прекраснейший из дней.
Отбрасываемых тобой тенейКасаюсь целомудренно и свято.Надломленная бурей, ты не смята,И что твоей глубинности синей?
Ты — синенький и миленький подснежник —Растешь, где мох, где шишки и валежник,Цветок, порой поющий соловьем.
И я, ловя форель коротким спуском,Любуюсь образцовым точным русскимТвоим, иноплеменка, языком.
Кишинев, 7 мая l934 г.
Мережковский
Судьба Европы — страшная судьба,И суждена ей участь Атлантиды.Ах, это вовсе не эфемериды,И что — скептическая похвальба?
Мир не спасут ни книги, ни хлеба.Все мантии истлеют, как хламиды.Предрешено. Мертвящие флюидыОт мудрствующего исходят лба.
Философ прав, но как философ скучен.И вот — я слышу серый скрип уключинИ вижу йодом пахнущий лиман,
Больным, быть может, нужный и полезный.…А я любуюсь живописной безднойИ славлю обольстительный обман!
Кишинев, 9 марта 1934 г.
Любовь Столица
Воистину — «Я красками бушую!»Могла бы о себе она сказать.Я в пеструю смотрю ее тетрадьИ удаль вижу русскую, большую…
Выискивая сторону смешную,Старались перлов в ней не замечатьИ наложили пошлости печатьНа раковину хрупкую ушную…
И обожгли печатью звонкий слух,А ведь она легка, как яблонь пух,И красочностью ярче, чем Малявин!
О, если б бережнее отнестись, —В какую вольный дух вознесся б высь,И как разгульный стих ее был славен!
Кишинев. 1 марта 1934 г.
Шульгин
В нем нечто фантастическое: в немХудожник, патриот, герой и лирик,Царизму гимн и воле панегирик,И, осторожный, шутит он с огнем…
Он у руля — спокойно мы уснем.Он на весах России та из гирек,В которой благородство. В книгах вырекНепререкаемое новым днем.
Его призванье — трудная охота.От Дон Жуана и от Дон КихотаВ нем что-то есть. Неправедно гоним
Он соотечественниками теми,Кто, не сумевши разобраться в теме,Зрит ненависть к народностям иным.
Кишинев. 18 февраля 1934 г.
Ходасевич
В счастливом домике, мещански мил,Он резал из лирического ситцаКостюмчики, которые носитьсяМогли сезон: дешевый ситец гнил.
За рубежом, однако, возомнил,И некая в нем появилась прытца:Венеру выстирать готов в корытце,Став вожаком критических громил.
Он, видите ли, чистоту наводитИ гоголем — расчванившийся — ходит,А то, Державиным себя держа,
Откапывает мумии и ликуИх курит фимиам, живущим в пику,Затем, что зависть жжет его, как ржа.
Кишинев. 9 марта 1934 г.
