class="poem">  
Ну только подумайте
 Какое наслаждение
 Если бы голубое
 Нет зеленое привидение
 Могло стонать
 Бряцать оружием
 И за ужином подавать вино
   Прекрасные дружеские отношения
 Могли бы завязаться с ним
 А если привидение не одно
 А сто одно
 Ну не в одном конечно дворце
 В разных
 А то толкучка бы началась
   Меня упрекнут
 Начиталась мол
 Привидение в актовый зал
 Не злитесь
 Я право ничего
 Лично у меня даже квартиры нет
 Поэтому мое привидение
 Места себе не находит
   Откуда?
 Выменяла
 Оно спало в старинной английской книжке
 Которая была завезена в Россию
 Неглупым малым в семнадцатом веке
 Но который к сожалению умер
 От холеры что свирепствовала
 В южных районах страны
   Книгу никто не читал
 Так как англицкого
 В Малороссии
 Никто не знал
 А сжечь иностранное добро побоялись
 Поэтому оно долежалось
 У одной бабки
   Ей мать велела хранить эту реликвию
 Так как считала что переплету
 Цены нет
 А что до начинки так ей вкуса не понять
 Книжка хранилась на дне сундука
 А привидение проспало четыре века
   Пока бабка доила корову
 Внучка примеряла обнову
 Нейлоновое платье
 За нерусскую книгу и русскую икону
   Вот уж и впрямь никогда не знаешь
 Где найдешь а где потеряешь
 Икона оказалась Спасом
 Неплохого письма
 А книга была написана Для леди Дагнези
 Итальянского происхождения
 Английского ума
   Прощай деревня Мудреновка
 Прощай убитая горем старушка
 Прощай краснощекое дитя
 Двадцатого века
 И сто восемьдесят
 Лошадиных сил рванули до Москвы
   Страница пятьдесят пять
 Число совсем не магическое
 Но странным образом
 Подействовавшее на кору головного мозга
   Я засыпаю
 И вижу как словарь иностранных слов
 Закрывает прозрачная рука
 Начиненная красными буквами
 Которые складываются в одно
 Тягучее слово «привидение»
   Просыпаюсь и вижу журавля
 Сиреневого вытягивающего ноги
 И нюхающего последний букет астр
 В этом году
   — Миледи я привидение сэра Ричарда Квика
 Я было засушено в этой книге
 И первый раз за четыреста лет
 Я могу сидеть в кресле
 И если вы не против
 То я перейду к вашим потомкам
   Я была не против и согласилась
 А сиреневый журавль пошел оглядывать
 Владения
 Он вернулся через пять минут и сказал
 Что габариты моей квартиры ему
 Не подходят
 Но мой нос ему напоминает
 нос леди Дагнези
 И поэтому он готов служить мне
   — Итак миледи знаете ли вы
 Что входит в мои обязанности?
 — Да — быстро ответила я —
 Убирать квартиру ходить в магазин
 Готовить
 Подходить к телефону
 Стирать
 И гулять с собакой
 — Но миледи…
 — Никаких «но…»
 Я не терплю возражений
 В худшем случае
 Я упрячу тебя в книгу
   Прошло несколько лет
 Гости не перестают удивляться порядку
 В моем доме
 Привидение любит меня
 Не безумной любовью —
 Все-таки оно англичанин
 Довольно холодное существо
 Которое никак не хочет понять
 Что уже пришла пора
 Зарабатывать деньги
   И призрак долго и нудно
 Начинает объяснять что у них
 Это не принято
 Ну что же я не имею права
 Нарушать традицию…
   Моя мечта — купить себе дом
 Привидение у меня есть
 И это вовсе не является роскошью
 А осознанной необходимостью.
     Отцеженные мысли
 в жеманные слова
 мудреной птицей филин
 иль фройленой сова
   Портреты Третьякова
 так мать его в кувет
 мне в комнате зевучей
 читал стихи поэт
   Я думала когда же
 начнет хватать за грудь
 но королева в замке
 стонала «не забудь»
   и подвывала вилкой
 Лукреция сонет
 Его б ударить палкой
 но палки в доме нет.
  ПЯТЬ МОНОЛОГОВ ДЖОАНА ХАЙЦА
  Какая удивительная жирная дверь! —
 подумал Джоан Хайи, и, размахнувшись, со всей силой
 ударил
 по ней ногой.
   В длинной и узкой комнате стояла длинная узкая
 кровать.
 Тишина была настолько навязчивой, что Джоан
 кашлянул, и, в
 ответ,
 что-то черное зашевелилось на длинных веревках,
 которые
 были протянуты по всему потолку.
 Приглядевшись, Джоан увидел, что это были черные
 прозрачные
 чулки, которые висели в великом множестве и имя
 которым было
 соблазн.
 Но сейчас, не наполненные мясом, они походили на
 тонких
 призраков, что пугают, когда светит яркое солнце,
 своими
 стройными идеями о неизвестном.
 Раздвинув тонкую, кое-где еще влажную паутину,
 Джоан вышел
 на середину комнаты и произнес следующий монолог:
  Первый монолог Джоана Хайца
  Я жил тридцать семь лет среди нарисованных мною
 полотен,
 и видел только яркие краски и черные пятна на
 грязном полу,
 и сотни женщин засовывали свои любопытные головы в
 двери.
 Но я говорил им: Захлопните двери! —
 И они захлопывали бритвенные двери, да так быстро,
 что их окровавленные головы подкатывались к моим
 картинам.
 Я брезгливо брал их за слипшиеся волосы и складывал
 в корзины для