И встать потом к глухим воротам рая,

И разлететься стаей голубиной,

И разорваться в воздухе рассветом!

О этот горьковатый запах утра,

Как этот горьковатый запах бомбы,

Которая когда-то разорвалась,

И в воздухе теперь бушуют страсти.

Богам же, если честно, нету дела

До наших всех забав и похождений.

Они забавы разучились видеть.

Они, достигнув силы совершенства,

Ослепли навсегда уже к земному.

Так не хватает часто одеяла

Для выросшего быстро человека.

И если натянуть его на плечи,

То неизбежно обнажатся ноги.

Вот так и боги. Сущность человечью

Они переместили в высший разум,

Который, может быть, и беспределен,

Но сущность человечья словно форма,

В которую и входит мирозданье.

Так где же тот священный дар пророчеств?

Где фокус тот, явившийся началом?

И почему, мир многоцветный видя,

Внутри цветов цветов не замечаем,

А только лишь соседствуем в пространстве?

Так пусть же благосклонны будут боги,

Которых мы в душе своей убили!

Вот только б не разлить прохлады утра,

Когда на этот свет ты появился,

Вот только б не возненавидеть

Тот миг, когда тебя уже не стало,

Вот только бы потом не возгордиться.

И тайны, словно гроздья винограда,

К тебе тогда опустятся с любовью

И обратятся в сладостное зелье,

И образуют вновь картину мира,

В которой ты потом и пробудишься.

июнь 1992 года

«Первый день весны…»

Первый день весны

в доме.

Первый день весны

стонет.

Первый день весны

дышит.

Первый день весны,

как о счастье сны,

капелькою вниз

с крыши.

1 марта 1995 года

«Я знаю, что я в прошлое вернусь…»

Я знаю, что я в прошлое вернусь,

Когда печаль по прошлому пройдет.

И по годам чуть слышно расселюсь,

Как по квартирам, данным мне в полет.

И в месяца открою тихо дверь,

И окна дней – в безоблачную гладь,

И возле окон постелю постель,

И соберу оставшуюся кладь.

И, может быть, налью в бокал вино,

Припомнив всех друзей и всех врагов.

Огромный мир, огромное окно,

Огромный дом и никаких оков.

11 мая 1995 года

…

на обложке – рисунок автора