крестик православный

и в его же сапог запихали.

А затем воды медовой дали

нашему воину

и сказали: «До скорого!»

Да в дом пошли

печь пироги.

А былинный с боку на бок

поскучал, помычал да умолк.

И разглядывая зодчество,

захрапел в одиночестве.

Тут вышел Банник злой из-за угла,

ведь ни туда ему и ни сюда:

некуда деваться,

надо снимать заклятье.

Семья крестьянская, хошь не хошь,

а ритуал совершила хорош.

Покряхтел Банник, зашептал:

заклятье тяжкое снимал.

Поколдовал и исчез.

Навсегда иль нет?

А тем временем Егоркина мамка

напекла пирогов и к баньке:

богатыря проведать,

пирожочков с ним отведать.

А за ней — ревнивый муженёк,

за мужичком — его сынок,

за сыном — кошка

(отставая немножко)

за кошкой — собака,

следом — курица в драку!

Примчались к Ставру, тот спит,

богатырским храпом храпит.

Растормошили богатыря и давай пытать:

— Как здоровьице, можешь встать?

Открыл воин очи ясные, потянулся,

встал с лавки, оделся, обулся

да накинулся на пироги:

подкрепить свои мощи.

Наелся и от врагов обещал избавить.

— Да нет у нас ворогов, некого хаять.

— Их сегодня нет, а завтра будут,

набегут, налетят, не забудут

деревню спалить дотла!

Но чтобы рать моя пришла,

вы свистите, прибегу

и дружину приведу.

Откланялся Ставр Годинович и исчез.

Жди-пожди его теперь, глазей на лес!

А Егорку спать родные отправили

по древнеславянским правилам.

Баю-бай, сыночек,

баю-бай, не срочно

нам со злом махаться;

впервой черёд — проспаться,

во второй черёд — покушать,

а в третий — сказки слушать.