После того, как отметили сороковой день, губернатор собрал всех партнёров и соратников Комарова у себя на даче для разговора по душам, это была одновременно и попытка примирения враждующих сторон, и попытка узнать правду. Но все побожились, что отношения к смерти Комарова не имеют. Вопрос так и остался открытым, следствие постепенно зашло в тупик, так как даже мотивы были не ясны.

Через шесть месяцев Виктория Викторовна Комарова вступила в права наследования, срочно продала все принадлежащие теперь ей активы, дождалась, когда их дочь закончит школу, и они вдвоём уехали жить во Францию. Там они поселились сначала в съёмной квартире, а потом купили небольшой уютный домик с мансардой. В то же время, говорят, она вышла замуж за мужчину, несколько младше её, который был тренером по фитнесу в их родном городе на берегу Волги, и с которым, говорят, у неё уже давно сложились близкие отношения. Дочь скоро поступила в Сорбонну и бывает у них только наездами, во время каникул, однако комнату её в мансарде они не занимают, держат для неё. Единственная в этом доме фотография Владимира Сергеевича находится именно там. Игорь, муж Виктории Комаровой, устроился на работу тренером в местный спортивный клуб, увлёкся конным спортом и стрельбой из арбалета. У него теперь их целая коллекция, но особенно он дорожит одним из них, который, как говорят, он привёз с собой из России.

Могила Комарова на Ваганьковском кладбище всегда ухожена, там всегда стоят свежие розы в вазе – ровно двадцать две розы.

Алина уехала из областного центра почти сразу после смерти Комарова, устроилась на работу в московский офис того же банка, в филиале которого она работала в своём городе. По субботам она приходит на кладбище, держа за руку маленького мальчика, которого зовёт Вовкой. Там они проводят несколько часов, а потом едут на трамвае домой.