И никого из близких нет

Уже мне в этих Фермофилях,

Теснинах, то есть, городских…

Вот фонари погасли разом,

Гляжу вооруженным глазом

На панораму бед людских.

Двуногим смятая природа

Забита в камень и асфальт

Менты как грязная погода

Ментов апофеоз, гештальт…

«– Вам надо отдохнуть… – Мне надо отдохнуть…»

– Вам надо отдохнуть… – Мне надо отдохнуть?

В полях замученных пролечь мой должен путь.

Прогулок по лесам, которых не хватает,

Я должен совершить, где паучок летает…

Прогулок по земле, пропитанной бензином,

Иду я Бог-отцом на встречу с Богом-сыном.

А йодистый раствор, что воздухом зовётся,

Болезнетворных спор от тяжести трясётся…

Я, у кого из вен и брать не нужно сгустки,

Иду как гобелен и лаю по-французски,

Лежу как минерал на фоне Подмосковья.

Эй, Эдвард, генерал! Здоровья Вам! Здоровья!

«Конец апреля. Новый май…»

Конец апреля. Новый май

Мне дышит в спину глоткой свежей

До боли девку продирай

В её межножести промежий.

Конец апреля. Холодны

Ножи и вилки на балконе,

А на поверхности луны

Видны усы, как на иконе.

И борода его. Он худ,

Спаситель землю озирает,

На всех балконах съезд Иуд,

Спаситель видит их и знает…

«Сколько отправилось на тот свет…»

Сколько отправилось на тот свет

Очень серьёзных людей.

Нет Слободана со мной рядом, нет,

Переловили сербских вождей.

В холле гостиницы «Континенталь»

Рухнул мой друг Аркан,

В гневе черкает свой календарь

Шешель в тюрьме-капкан.

Я знал всех крупных bad boys, ну да…

А кого знаете Вы?

Ваши друзья? Ну таких стада…

А мои друзья мертвы…

«Пейзажа глубина была…»

Пейзажа глубина была, —

Кустов мохнатых беспорядок.

Ты рядом школьницею шла,

Неся и книжек, и тетрадок.

Гудели пчёлы тяжело,

И лепестки к ногам летели.

…Твои сандалики в апреле,

Когда немыслимо тепло…

Вся Украина в маргарине

И в масле плавала… Прошло?

Нет, не прошло, но в прорезине

Идёт кобылка всем назло…

Не школьница, но грациозна.

Она подпрыгивает и…

На круп её и пах серьёзно

Взглянули мрачные вожди.

«Пока ты молод и здоров…»

Пока ты молод и здоров

Ты держишь девку и собаку,

Гуляешь с ними средь кустов.

Нередко затеваешь драку.

Но попадая девке в пах,

Вдруг ощущаешь перемену:

«Ну как же дикий зверь запах!

Рывком сейчас тебя раздену

Не как Прекрасную Елену,

Но шлюху как на трёх гробах!»

Перекрестились два пути,

Два существа дрожат согласно

Собаке должно в дверь скрести,

Тебе – подмахивать мне, ясно?

Я, коль не молод, хоть здоров.

Приходит девка по субботам,

Ты к ней бросаешься багров

И предаёшься тем работам,

От коих твой пылает хвост.

И чудодейственная сила

Вдруг поднимает твой нарост,

И лучше всех сейчас нам было!

Блик-папка

Я садился моим деткам в волосёнки,

Я их ласково и нежно целовал.

Поливал медовым цветом их глазёнки,

Я им утром их реснички щекотал…

Путешественник внимательных флотилий,

В моём мире и бесплотном, но густом,

Я хотел, чтоб мои детки ощутили,

Это я – тепло на лобике крутом…

Сквозь пространство древних лет от Гильгамеша,

Через булькающих сотни языков,

Через Индию, сквозь штат Уттар-Прадеша,

Прилетал к вам вечный папка в пене снов…

«Все твои страсти, девка, – три кишки…»

Все твои страсти, девка, – три кишки.

Могло быть шесть, могло быть и побольше,

Куда вставляют трости мужики

И где тот пан, у кого трость как в Польше.

Все твои страсти, девка, – предъявлять

Твой розовый отверстие для входа,

Что мамка завещала охранять

От всякого прохожего народа…

От этого ты лезешь на рожон,

Тебя до слёз мужчина вдохновляет,

Измята вся и выжата, твой стон,

Однако ещё большего желает…

«Ряд печальных расхождений…»

Ряд печальных расхождений

Между духом приключений

И способностью их жить.

Вот что может наступить,

Если возраст стал тяжёлым.

Потому ты торопись!

К девкам страстным, девкам голым

Угрожающе тянись…

«Небес от виртуальных, чёрных…»

Небес от виртуальных, чёрных,

Пронзённых взорами учёных,

Мыслителей, святых пророков,

С тяжёлым лбом владивостоков,

От этих пожилых небес

Вдруг отделился с рёвом бес,

Крылами чёрными захлопав,

Обрушился он на холопов.

Через небес пергамент старый

Других вселенных видны пары,

И тройки, и большие ямы

(Бледнейте в гробах, мандельштамы!).

Кричит парнокопытный бес,

На самый свод небес залез.

Клюёт разгневанного Бога,

И туч сгущается берлога…

На самом деле в чёрных дырах

Зрел отрицательный заряд,

Нам (Стивен Хоукинг!) говорят

Об этих дырах как вампирах,

Хрустят вселенные в зубах,

И не успеешь даже «Ах!».

«Я, овеваемый тюрьмою…»

Я, овеваемый тюрьмою,

В стране тяжёлых, вязких каш —

Нимб над священной головою,

Жил средь воров, Серёг и Саш.

Жил как зелёный Бодхисатва

И медными руками ел

Затем, надёжно и бесплатно,

Внезапно полностью прозрел…

Там сквозняки тюрьмы простые

Меня трепали словно куст,

И молодые часовые

Светились лицами искусств.

«По Петербургу густо-жёлтому…»

По Петербургу густо-жёлтому

Ты, Достоевский лысый, шёл к кому?

Ты, Гоголь, от кого бежал?

Литейный в ужасе дрожал,

И Лиговский, закрыв лицо руками,

Ты оросил проспект слезами…

В ночной Исакий Гумилёва,

Поверив в Ставке Могилёва,

О Николай, ты стал кровав!

Был ВЧК при этом прав…

«О длинноносые мужчины…»

О длинноносые мужчины!