Устраиваться в школу физруком.

Арендовал лачугу возле школы,

В которой отсыревшая стена,

И тонкая, как юрта у монгола,

Держалась только с помощью бревна.

Ему своей учительской зарплаты

Хватало. И гуляя при Луне,

Про прежние роскошные палаты

Не думал он, и счастлив был вполне.

Шагая по бульвару без охраны,

Он лужи, обходя, вдыхал озон.

А рубль, что отдал за свечку в Храме,

Дороже был, чем прежде миллион.

Никто уже не помнил об Егоре,

Он прежними друзьями был забыт.

Мираж обиды испарился вскоре,

И он наладил новый школьный быт.

Однажды он сидел на педсовете,

Не слушая, что люди говорят,

И молодую химичку заметил,

Когда по ней скользнул случайный взгляд.

Она была невзрачной серой мышкой.

В юбчонке серой, роговых очках.

Нелепая немодная манишка.

И кофточка топорщилась в плечах.

Невольно вспомнил он о светских львицах,

Цветущих как весенние цветы.

Об их великолепных нежных лицах,

В тиарах королевы красоты.

Так были эти девушки прекрасны,

Как Гурии из мифов мусульман,

Но чувствовались в их объятьях страстных

Какое-то лукавство и обман.

У химички под стёклами блестели

Озёра небывалой глубины.

Манило что-то в непорочном теле,

Как первое дыхание весны.

Что может быть сильней, чем зов природы?

Егор, видавший виды ловелас,

Внезапно, как мальчишка безбородый,

Вдруг провалился в бездну этих глаз.

В них была безмятежность океана,

Бездонная неистовая страсть.

И захотелось к этим двум фонтанам

Устами ненасытными припасть.

Потом он провожал её весь вечер.

Минутой может показаться век.

Когда сердца колотятся при встрече,

Не ощущает время человек.

Палитрою весны играли краски.

И, наконец-то осознал Егор,

Мечтая окунуться в эти глазки,

Что он пока не жил до этих пор.

Нелепы были прежние романы

На пляжах Монте-Карло, Канн и Ницц.

Бессмысленная роскошь ресторанов,

И лживые признания блудниц.

А с химичкой всё было по-другому,

Она была невинна и чиста,

Когда он, приведя в свои «хоромы»,

Обнял и притянул её уста.

Стену смущения в девушке разрушил,

Егор, потоком сладостных речей.

Из уст её к нему струился в душу

Горячий исцеляющий ручей.

Цветными стали серые одежды.

Окрасил их огонь счастливых глаз,

И появились робкие надежды

На то, что будет слышен Бога глас.

Зарницею отсвечена планета,

И обещал любовный хоровод,

Что не прервётся жизни эстафета,

И вызреет под сердцем новый плод.