Увы, лишь дух парит, от тела отрешась, –

Нельзя нам воспарить телесными крылами!

Но подавить нельзя подчас

В душе врожденное стремленье,

Стремленье в высь, когда до нас

Вдруг долетает жаворонка пенье

Из необъятной синевы небес, –

Когда, внизу оставя дол и лес,

Орел парит свободно над горами

Иль высоко под облаками

К далекой родине своей

Несется стая журавлей.

Вагнер

Хандрил и я частенько, без сомненья,

Но не испытывал подобного стремленья.

Ведь скоро надоест –  в лесах, в полях блуждать…

Нет, что мне крылья и зачем быть птицей!

Ах, то ли дело поглощать

За томом том, страницу за страницей!

И ночи зимние так весело летят,

И сердце так приятно бьется!

А если редкий мне пергамент попадется,

Я просто в небесах и бесконечно рад.

Фауст

Тебе знакомо лишь одно стремленье,

Другое знать –  несчастье для людей.

Ах, две души живут в больной груди моей,

Друг другу чуждые, – и жаждут разделенья!

Из них одной мила земля –

И здесь ей любо, в этом мире;

Другой –  небесные поля,

Где духи носятся в эфире.

О духи, если вы живете в вышине

И властно реете меж небом и землею –

Из сферы золотой спуститесь вы ко мне

И дайте жить мне жизнию иною!

О, как бы я плащу волшебному был рад,

Чтоб улететь на нем к неведомому миру!

Я б отдал за него роскошнейший наряд,

Его б не променял на царскую порфиру!

Вагнер

Не призывай знакомый этот рой,

Разлитый в воздухе, носящийся над нами;

От века он душе людской

Грозит со всех концов и горем, и бедами.

То мчатся с севера, и острый зуб их лют,

И языком они язвят нас, как стрелою;

То от востока к нам они бездождье шлют

И сушат нашу грудь чахоткой злою;

То, если из пустынь пошлет их жаркий юг, –

Они палящий зной над головой нам копят;

То с запада они примчат прохладу вдруг –

А после нас самих луга и нивы топят.

Они спешат на зов, готовя гибель нам:

Они покорствуют, в обман увлечь желая,

Уподобляются небес святым послам,

И пенью ангелов подобна ложь их злая.

Однако нам домой пора давно:

Туман ложится, холодно, темно…

Да, только вечером мы ценим дом укромный!

Но что ж ты стал? И чем в долине темной

Твое вниманье так привлечено?

Чего твой взор во мгле туманной ищет?

Фауст

Ты видишь –  черный пес по ниве рыщет?

Вагнер

Ну да; но что ж особенного в том?

Фауст

Всмотрись получше: что ты видишь в нем?

Вагнер

Да просто пудель перед нами:

Хозяина он ищет по следам.

Фауст

Ты видишь ли: спиральными кругами

Несется он все ближе, ближе к нам.

Мне кажется, что огненным потоком

Стремятся искры по следам его.

Вагнер

Ты в зрительный обман впадаешь ненароком:

Там просто черный пес –  и больше ничего.

Фауст

Мне кажется, что нас он завлекает

В магическую сеть среди кругов своих.

Вагнер

Искал хозяина –  и видит двух чужих!

Взгляни, как к нам он робко подбегает.

Фауст

Круги тесней, тесней… Вот он уж близок к нам.

Вагнер

Конечно, пес как пес –  не призрак: видишь сам!

То ляжет, то, ворча, помчится без оглядки,

То хвостиком вильнет: собачьи все ухватки!

Фауст

Иди сюда! Ступай за нами вслед!

Вагнер

Да, с этим псом –  конца забавам нет:

Стоишь спокойно –  ждет он терпеливо;

Окликнешь –  он к тебе идет;

Обронишь вещь –  он мигом принесет;

Брось палку в воду –  он достанет живо.

Фауст

Ты прав, я ошибался. Да:

Все дрессировка тут, а духа ни следа.

Вагнер

Да, вот к такой собаке прирученной

Привяжется порой и муж ученый.

Воспитанник студентов удалых,

Пес этот стоит милостей твоих.

Они входят в городские ворота.

Кабинет Фауста

Фауст входит с пуделем.

Фауст

Покинул я поля и нивы;

Они туманом облеклись.

Душа, смири свои порывы!

Мечта невинная, проснись!

Утихла дикая тревога,

И не бушует в жилах кровь:

В душе воскресла вера в Бога,

Воскресла к ближнему любовь.

Пудель, молчи, не мечись и не бейся:

Полно тебе на пороге ворчать;

К печке поди, успокойся, согрейся –

Можешь на мягкой подушке лежать.

Нас потешал ты дорогою длинной,

Прыгал, скакал и резвился весь путь;

Ляг же теперь и веди себя чинно.

Гостем приветливым будь.

Когда опять в старинной келье

Заблещет лампа, друг ночей,

Возникнет тихое веселье

В душе смирившейся моей,

И снова мысли зароятся,

Надежда снова зацветет –

И вновь туда мечты стремятся,

Где жизни ключ струею бьет.

Пудель, молчи! К этим звукам небесным,

Так овладевшим моею душой,

Кстати ль примешивать дикий твой вой?

Часто у нас над прекрасным и честным

Люди смеются насмешкою злой,

Думы высокой понять не умея.

Злобно ворчат лишь, собой не владея.

Так ли ты, пудель, ворчишь предо мной?

Но горе мне! Довольства и смиренья

Уже не чувствует больная грудь моя.

Зачем иссяк ты, ключ успокоенья?

Зачем опять напрасно жажду я?

Увы, не раз испытывал я это!

Но чтоб утрату счастья заменить,

Мы неземное учимся ценить

И в Откровеньи ждем себе ответа,

А луч его всего ясней горит

В том, что Завет нам Новый говорит.

Раскрою ж текст я древний, вдохновенный,

Проникнусь весь святою стариной

И честно передам я подлинник священный

Наречью милому Германии родной.

(Открывает книгу и собирается переводить.)

Написано: «В начале было Слово» –

И вот уже одно препятствие готово:

Я слово не могу так высоко ценить.

Да, в переводе текст я должен изменить,

Когда мне верно чувство подсказало.

Я напишу, что Мысль –  всему начало.

Стой, не спеши, чтоб первая строка

От истины была недалека!

Ведь Мысль творить и действовать не может!

Не Сила ли –  начало всех начал?

Пишу, – и вновь я колебаться стал,

И вновь сомненье душу мне тревожит.

Но свет блеснул –  и выход вижу я:

В Деянии начало бытия!

Пудель, не смей же визжать и метаться,

Если желаешь со мною остаться!

Слишком