Л е о н и д. Роза Александровна, разрешите вам представить нашу… близкую… Нину Ивановну.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Вы собрали всех родственников, чтоб на меня посмотреть? (Нине Ивановне.) Очень рада. Надеюсь, мы с вами подружимся.

Н и н а  И в а н о в н а. Я тоже надеюсь.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Можно, я вас поцелую?

Н и н а  И в а н о в н а. Очень приятно.

Целуются.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Леонид, простите, я запамятовала ваше отчество…

Л е о н и д. Роза Александровна, вы же всегда звали меня по имени.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Не может быть, мужчин я величаю по имени-отчеству.

Л е о н и д. А меня можно просто по имени…

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Не рано ли? Дайте мне взглянуть сначала на вашего отца. Или он тесть? Я все перепутала. Поверите, до сих пор не могу прийти в себя.

Л е о н и д. Это ваше дежурное состояние.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Интриган! (Нине Ивановне.) Представляете! Приехал сегодня этот молодой человек, налетел как вихрь, все за меня решил…

Л е о н и д. Не надо, дорогая. Не выдавайте наших семейных тайн. Нина Ивановна обо мне бог весть что подумает.

Н и н а  И в а н о в н а. Плохого не подумаю.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Ах, какое зеркало!

Подошла к зеркалу. Молчание.

Л е о н и д (тихо). Она немного со смуром. Близка к вашему профилю.

Н и н а  И в а н о в н а. Приятная женщина.

Л е о н и д. Изумительная.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Я привыкла к большим зеркалам. У меня когда-то было свое, от пола до потолка. Мне подарил его Виталий Давыдович Шамардин. Вы, конечно, слыхали о нем?

Л е о н и д. Ну еще бы! Нина Ивановна тоже слышала. Правда?

Н и н а  И в а н о в н а. Очень может быть.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Это был крупнейший инженер, строитель мостов. Таких мужчин сейчас нет. Голова вот такая — чемодан мозгов. Рост два с половиной метра, в машине он сгибался пополам. Сколько премий и наград получал… Какой это был благородный человек…

Н и н а  И в а н о в н а. Я помню, у нас лечился один инженер, но он строил электростанции.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Это совсем другой инженер. Он, напротив, был небольшого роста. Звали его Александр Петрович Стеблов.

Н и н а  И в а н о в н а. Я уже не помню, как его звали. Помню, что инженер.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Сашенька Стеблов… Стебелек, как его звали близкие друзья. Боже мой, какие стихи он мне писал, какие письма… Он хотел назвать плотину моим именем. Плотина «Роза»! (Пауза.) Вот уже много лет прошло, как он умер. (Леониду.) А где же хозяйка этого милого дома?

Л е о н и д. Моя жена приводит в порядок квартиру.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. У вас так чисто. Неужели она сама все убирает? Я за всю жизнь ни разу не взяла веник в руки. Дома меня невозможно застать: я бываю на всех премьерах… Боже мой! Какое прелестное бюро! Здесь ваша жена хранит любовные письма?

Л е о н и д (подошел к бюро). Любовные письма в нем когда-то хранила княгиня Барятинская. Моя жена здесь держит свои спортивные трофеи…

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Вы не писали ей ни одного пылкого письма?

Л е о н и д. А она бы мне не ответила.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Женщине необходимо получать письма. А какая мука ждать его… читать по ночам, везде носить с собой. Нет. В наше время мужчины писали.

Л е о н и д. Телефонная связь была в зачаточном состоянии, сейчас любят по проводам.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Разве сейчас любят? Смотришь по телевизору или на сцене. Приходишь в ужас! С женщиной говорят, как с кавалеристом. Разве раньше можно было назвать женщину «членом коллектива»? Вчера смотрела пьесу. Какая-то птицеферма… Стоит на трибуне работница и говорит: «Члены нашего женского коллектива». Ей почему-то аплодируют… Если уж коллектив чисто женский, я бы сказала: «наши амазонки».

Л е о н и д. Чудесно. «Наши амазонки заготовили в текущем квартале два миллиона яиц».

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Сколько прекрасных слов! Ненаглядная, несравненная… незабываемая…

Н и н а  И в а н о в н а. Еще можно сказать — голубушка.

Л е о н и д. Голубушки, я вижу, Николай Михайлович задерживается. Не выпить ли нам?

Н и н а  И в а н о в н а. Что вы, Леонид Иванович! Я совсем не пью.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. А я бы выпила чего-нибудь.

Л е о н и д. Коньяк?

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. А шампанского у вас нет?

Л е о н и д. Все есть. Немного погодя Людмила займется сервировкой. Я вам налью капельку.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Только пригубить.

Леонид наливает.

Что вы! Это слишком много! Вы хотите меня споить. Боже мой, как давно я не пила…

Л е о н и д (выпил). Смелее, Роза Александровна.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Я потеряю контроль над собой. (Выпила.) Огонь, просто огонь…

Л е о н и д. Закусите.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Благодарю… Все вокруг поплыло. Что вы со мной сделали? А ваш тесть не пьет? Все художники — пьяницы. У меня был друг, Яков Пархоменко. Примитивист. Боже мой, сколько он выпил за свою короткую жизнь шампанского. А в каком направлении творит ваш тесть?

Л е о н и д. Мой тесть нашел себя в технической эстетике. Изделия из металла.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Век! Сейчас все техническое. Вместо Парнаса — комбинат. Вместо Пегаса — трактор. Можно мне пересесть в то глубокое кресло?

Л е о н и д (пододвинул кресло). Это кресло знаменитого полковника Клюка фон Клюгенау. В октябре тысяча восемьсот тридцать четвертого года с отрядом всего в три с половиной тысячи человек он прошел с боями от Термиз-хан-Шуры до аварской столицы Хунзаку. Наголову разбил племя Шамиля и назначил аварским правителем Аслан-хана Казикумухского. (Пауза.) Обивка с тех пор не менялась.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Леонид Иванович, почему вы работаете мебельным инспектором? У вас такая светлая голова. (Пауза.) Я все время хотела задать вам этот вопрос. Вы, кажется, историк?

Л е о н и д. Да, историк.

Молчание.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Я вас не огорчила?

Л е о н и д. А почему я должен был огорчиться? Мебель тоже своего рода история… В этой науке все уже сказано… добавить что-то новое, как говорится, не всякому дано…

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Извините…

Л е о н и д. Вам удобно?

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Да… Благодарю. Господи, как здесь хорошо. Я как будто попала в свое прошлое. (Нине Ивановне.) Правда?

Молчание.

Как вас зовут, дорогая?

Н и н а  И в а н о в н а. Нина Ивановна.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Нина… красивое имя. Вы не курите?

Н и н а  И в а н о в н а. Нет. А вы неужели курите?

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Сорок лет дымлю. Я и в гроб лягу с папиросой. (Закуривает.)

Н и н а  И в а н о в н а. Зачем же вы себя губите… отравляете организм?

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Я бросила в пятьдесят восьмом году. Продержалась неделю.

Н и н а  И в а н о в н а. Женщине не идет курение.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Настоящей женщине все к лицу. Все мои подруги курят. Элеонора Нарвицкая, замечательная пианистка, начала курить на войне. Она аккомпанировала песне «Давай закурим». Певица давала ей папиросу… она закуривала… Бойцы очень смеялись. Мы были с ней в одной бригаде… Я танцевала, пела, читала стихи…

Молчание.

Л е о н и д. Роза Александровна, кажется, загрустила.

Р о з а  А л е к с а н д р о в н а. Память… Ничего не могу поделать. О ком ни заговорю, тот или умер, или умирает… Я боюсь звонить друзьям. Может быть, поэтому и мне перестали звонить.