На парковке, где Олеся сцепилась с Натальей Беловой, я оказался не случайно — работу закончил раньше и решил перехватить девушку до того как она успеет уехать в другой район Москвы. Она юркнула прямо перед моей машиной, когда я парковался и вся уродливая сцена развернулась у меня перед глазами.

Олесю трясло, она почти падала, но продолжала огрызаться любовнице мужа, даже когда та вцепилась в нее руками. Белова не толкала, но точно способствовала, чтобы давление у девушки напротив упало до критического уровня. Я успел подхватить её, почти потерявшую сознание и отвез к Алене.

Плохое было решение.

Смартфон, брошенный на кровать, разродился стандартной мелодией, возвращая меня к реальности. Но, как говориться, вспомни занозу в заднице, тут то она и даст о себе знать.

— Привет, братец! Как дела на любовном фронте?

Я поморщился, словно съел целый лимон. Знал, что мое появление в приемном покое с девицей на руках мне будут припоминать до самой кончины.

— Отвали! — буркнул в ответ.

— Ну же, Толя! Я ведь вдова! Про секс и отношения могу только читать, смотреть и иногда мечтать. Расскажи хоть что-нибудь, помоги несчастным и нуждающимся, — приторно сладко взмолилась она.

— Ничем не могу помочь, — усмехнулся и добавил, — пусть тебе твоя Лариска помогает, у нее наверняка куча неженатых мужиков в друзьях водится, или у ее мужа. Я про твою сексуальную жизнь ничего знать не хочу.

— Ты — ханжа, а я — нет. Поэтому рассказывай, что у тебя там с Олесей Макаровой? Говорят вы уже вовсю на свидания ходите.

Она явно наслаждалась этим. Кажется несколько лет ждала подходящего момента.

— Она — мой клиент и мы встречались один раз, не считая того вечера, когда я привез ее к тебе.

Алена рассмеялась, легко и задорно, а я не мог не улыбнуться этому звуку. Еще несколько лет назад казалось невозможным, что она снова сможет радоваться жизни. Трагедия отняла у нее саму жизнь, оставив пустую оболочку без содержимого. Без желаний и эмоций, без чувств и старания сделать хоть что-то для того, чтобы двигаться дальше.

А теперь она смеялась.

— Она из той редкой породы женщин, которая может при первой же встрече заставить мужика носить ее на руках. Такая тебе и нужна, Толик!

— Кто бы говорил! Коля тебя только что не в ЗАГС сразу отнес, — фраза далась легко, но свой конкретный проёб я осознал очень быстро.

По ту сторону разговора повисла тишина. Тягучая, вязкая. Казалось бы — прошло три года. Она все еще вздрагивала при упоминании этого имени.

— Толь, пожалуйста, не наделай глупостей. — Алена перевела тему. — Я знаю почему ты взялся за это дело, знаю, что ненависть может быть сильнейшим допингом, но я не хочу, чтобы из-за этого пострадал кто-то еще. Хватит с нас трагедий.

В трубке послышались гудки, кулаки непроизвольно сжались. Сестра больше не плакала, скорее чувствовала тоже несправедливое бессилие и бешенство, потому что человек виновный в смерти ее мужа все еще на свободе и до него не добраться, а его друг и адвокат — живет прекрасной и полноценной жизнью.

Именно это досадное недоразумение я и собираюсь исправить.

Глава 22

Олеся.

Пока на кухне варился суп я придирчиво разбирала чемоданы со своей одеждой. Мама, словно орлица, стояла за спиной и делала вид, будто ее это вовсе не касается, хотя по виду-то было понятно — не довольна.

Не довольна тем, что еще одна часть моих вещей перекочевала в эту квартиру. Недовольна тем, что я так и не поговорила с Русланом. Недовольна, что чай покупаю зеленый, а кофе слишком крепкий и вообще не цикорий. Недовольная, потому что любит минестронеа, а не борщ.

— На одних овощах далеко не уедешь, а мне нужны силы для предстоящей встречи, — кинула я ей через плечо, — сходи, сними пенку. Ты ведь еще помнишь как это делается?

Я скорее знала, чем видела, как она поджала губы и вздернув нос, развернулась, выходя из комнаты.

Встреча с Русланом была назначена уже на завтра на девять утро. Был час ночи, а я думала про слова Щербинского о том, что мне стоит одеться строго, но не слишком. Ничего вызывающего и обтягивающего.

— Не провоцируй его, не пытайся играть с ним, не показывай, что нуждаешься в его понимании и участии.

— Может быть мне вообще сидеть молча? — ехидно спросила, пока он голосом заправского воспитателя выдавал свои рекомендации.

— А ты сможешь? — скепсис в его фразе делал мне честь.

— Ха, счас!

— Я так и думал. Главное, Олеся, не надела глупостей. И не одевайся как подросток, ладно? Увидимся завтра, — бросил он напоследок и отключился.

Он никогда не только не здоровался и не прощался. Что не так с этим мужчиной?

Но больше чем это меня волновала и сама встреча с мужем. Пока еще мужем. Я не могла представить, что скажу ему при встрече. Что скажет он? Мне было любопытно знал ли Руслан о моей стычке с Беловой, продолжал ли с ней спать. Щербинский просил не упоминать Наташу, но как я смогу сдержаться?

Почему меня вообще это волновало?

Пару дней назад, заметив мой озадаченный вид, Бэлла Изольдовна позвала меня в ближайшее у офиса кафе. Она смотрела пристально и жадно, ожидая что я расскажу о своих переживаниях. И я рассказала о том, через что мне придется вскоре пройти и почему меня волнует как все пройдет.

— Семь лет — это не просто цифра, Лесь. — Кажется она имела в виду то время, что я была знакома с Русланом. — Это семь твоих дней рождений, семь его дней рождений, семь раз вы встречали новый год вместе, ходили к друзьям и семьям, выбирали подарки и мебель в дом, планировали будущее, ругались, мирились. Тебе еще нет и тридцати, а ты уже чуть больше четверти жизни была рядом с одним человеком и верила, что это навсегда.

Её голос был спокойным, но с каждым её следующим словом в горле рос ком, похожий на снежок, который катают по мокрому снегу дети, до тех пор пока тот не станет достаточно велик, чтобы стать основанием для снеговика или снежной бабы.

Семь лет.

Это так много и так мало. Мама с папой прожили вместе тридцать — еще больше, но что с ними стало? Папа в бегах из-за карточных долгов, и едва ли в ближайшее время вернется. А мама — одна, напугана, потеряна и совершенно бесполезна. Её было одновременно жаль и очень хотелось встряхнуть. Так как со мной поступила Наташа на той парковке. Взять за грудки, сжать сильно-сильно и крикнуть в лицо: “Очнись, мам! Я здесь, и ты мне нужна.”

Она обещала, что справиться, но пока не смогла.

Эгоистично ли с моей стороны ждать её поддержки? Да. Семь лет я не нуждалась в родителях, вспоминала о них не так часто, как могла бы это делать хорошая дочь. Но можно сколько угодно жить прошлым и жалеть о себе, потерявшей свой привычный комфорт и уют. А можно двигаться дальше.

Я осознанно хотела выбрать второе. Мама также осознанно верила в чудо, в котором папа вернется, а я прощу Руслана. В котором долги исчезнут ровно тогда, когда случатся первые два события. Но измена — не ранка от падения с велосипеда, подорожник не поможет. А деньги — не фантики от жевачки Love is… Не накопишь за пару месяцев.

— Что если я никогда не знала настоящего Руслана? — наконец произнесла я вслух самый пугающий для себя вопрос.

Он тоже крутился в моей голове уже некоторое время. Пелена злости и обиды прошла. Любовь и боль, так тесно переплетенные в узел сдавивший сердце, стали отступать. Чем больше я погружалась в юридические проблемы других — совершенно незнакомых людей, тем начинала явственнее видеть себя со стороны.

— Ты знала его, Олеся. Ты видела в нем все лучшее, так часто бывает когда мы любим. Возможно, что благодаря тебе он эти стороны смог в себе раскрыть. Ведь ваша жизнь не всегда была такой как последние полгода.

— Конечно нет. Мы были… счастливы.

Довольно долго, если быть искренней до конца.

Возможно, что каждому счастью отведен свой срок годности? Даже у крекеров он есть. Срок выходит, но они продолжают лежать на полке супермаркета, пока их не купят, или пока супервайзер не заметит и не отправит продукт на списание (или перенабивку даты). Вроде срок прошел, но все же хорошо, так почему бы не поставить пачку на полку снова?