В 08.30 была получена срочная радиограмма от командующего 8-м флотом с приказом повернуть на север и держаться вне опасной зоны пока не придет время. Мы немедленно исполнили приказ, однако он отсрочил высадку до 25 августа. Поэтому мы страшно удивились, когда в 14.30 получили приказ командующего 11-м воздушным флотом: «Конвой должен высадить войска 24 августа». Я ответил, что это невозможно, потому что наши корабли слишком тихоходны. Наша озабоченность развитием операции, сложность нашей задачи и уже вторая серия противоречивых приказов еще больше запутали ситуацию. К тому же атмосферные возмущения снова прервали радиосвязь, что привело к большим задержкам в отправке и получении важнейших сигналов.

24 августа летающие лодки противника следили за нами с рассвета и до заката. В 08.00 мы получили по радио предупреждение, что 36 самолетов взлетели с аэродрома на Гуадалканале. Мы продолжали действовать согласно плану и ожидали массированного налета, однако он так и не состоялся.

В 12.30 мы увидели на востоке тяжелый крейсер, который на большой скорости мчался на юг, сразу за ним прошел авианосец. Это были «Тонэ» и «Рюдзё», которые вместе с 2 эсминцами служили косвенным прикрытием моего конвоя с подкреплениями. Кроме того, самолеты «Рюдзё» должны были атаковать Гуадалканала, и авианосец примерно в это время поднял 21 машину. Через 2 часа далеко на горизонте мы увидели, как вражеские авианосные самолеты атакуют эту группу. Были поставлены дымовые завесы, и в небо поднялся зловещий столб огня и дыма, который стал погребальным костром «Рюдзё». Он получил тяжелые повреждения от попаданий бомб и торпед и затонул в начале вечера.

Самолеты «Рюдзё», вернувшиеся после атаки Гуадалканала и не нашедшие своего авианосца, некоторое время патрулировали над моими кораблями, а потом улетели на северо-восток, чтобы приземлиться в Буке, у северной оконечности Бугенвиля. Пилоты сообщили, что успешно разбомбили аэродром Гуадалканала и сбили более 10 вражеских самолетов.

Различные штабы получили известие о потоплении «Рюдзё» только 25 августа. Нам даже показалось, что каждый раз, когда обстановка становится критической, радиосвязь нарочно отказывает, вызывая задержки с передачей важнейших донесений. Этот пример был типичным, но никаких выводов не последовало, потому что проблемы со связью продолжали мучить нас до самого конца войны.

24 августа примерно в 14.00 из штаба Объединенного флота была получена радиограмма, в которой говорилось, что к востоку от Малаиты замечена группа вражеских кораблей, идущая на юго-восток. Это было грозное соединение, состоящее из 3 авианосцев, линкора, 7 крейсеров и множества эсминцев. Бомбардировочные эскадрильи наших авианосцев («Сёкаку» и «Дзуйкаку») атаковали его примерно в 30 милях южнее острова Стюарт. Они обнаружили, что противник разделился на две группы, каждая из которых была построена вокруг авианосца, атаковали его и подожгли два корабля[2]. Наши соединения ночного боя попытались преследовать врага, но тот находился слишком далеко к востоку, а вдобавок сразу же начал отходить. Преследование было отменено, и все японские корабли повернули на север. Так закончилась Вторая битва за Соломоновы острова, или бой у Восточных Соломоновых островов».

«Дзинцу», «Кагэро», «Судзукадзэ» действовали в качестве охранения конвоя вне радиуса действия вражеской авиации. Чуть позднее «Дзинцу» получил приказ возвращаться на Трук для ремонта. Адмирал Ямамото, видя, что конвой в опасности, приказал «Дзуйкаку» в сопровождении 3 эсминцев обеспечить воздушное прикрытие. Одновременно 22 базовых бомбардировщика и 13 истребителей атаковали Гуадалканал. Конвой благополучно вернулся на Шортленд. Адмирал Ямамото приказал сразу отправить войска на Гуадалканал на более мелких и более быстроходных судах. Тем временем штаб Флота внешних южных морей приказал 2 эсминцам ночью обстрелять Гуадалканал.

Тем временем мой усиленный конвой временно отошел на северо-восток, но, услышав, что 2 вражеских авианосца горят, мы снова повернули к Гуадалканалу. Учитывая сложившуюся обстановку и действия противника, я очень сомневался, что этот тихоходный конвой сумеет дойти до цели. Однако моей задачей было попытаться сделать это любой ценой. Я предчувствовал, что следующий день станет роковым для моих кораблей.

25 августа в 06.00 мы находились в 150 милях от аэродрома Гуадалканала. 5 наших эсминцев, которые ночью обстреляли вражеские позиции, теперь мчались на север, как и было запланировано, чтобы присоединиться к моим кораблям в качестве непосредственного эскорта конвоя. Это были старые «Муцуки» и «Яёй» из 30-го ДЭМ плюс «Кагеро», «Кавакадзэ», «Исокадзэ». После их присоединения я сигналом указал порядок маневрирования, строй и меры предосторожности при входе на якорную стоянку ночью. И как только была завершена передача приказа, как из туч вывалились 6 вражеских авианосных бомбардировщиков и направились к моему флагманскому кораблю.

Мы были застигнуты врасплох и просто не получили времени подготовить орудия к стрельбе. После атаки с пикирования последовал обстрел из пулеметов. Бомба попала в носовую часть моего флагмана и взорвалась с ужасающей силой, близкие разрывы подняли высокие столбы воды. Попадание пришлось в полубак между орудиями № 1 и № 2. Полыхнул столб огня, шквал осколков ударил по мостику. Я был сбит с ног и потерял сознание, но, к счастью, ранений не получил. Дым был настолько густым, что никто не мог открыть глаза. Серьезно контуженный, я выбрался из дыма и увидел, что полубак разворочен и горит. Вокруг лежало много убитых и раненых. Как ни странно, но «Дзинцу» не получил крена и, похоже, опасность затонуть ему не угрожала. Были приняты срочные меры – затоплены носовые погреба, началось тушение пожара, раненые унесены на перевязку, и порядок удалось восстановить. К счастью, погреба не взорвались и водонепроницаемые переборки выдержали, машины крейсера продолжали работать. Корабль сохранил мореходность, но повреждения носовой части не позволяли дать полный ход, поэтому он больше не мог служить флагманским кораблем.

А тем временем противник занялся транспортами. «Кинрю Мару», самый крупный из них, тоже получил попадание и загорелся. На нем находились 1000 человек 5-го Специального десантного отряда Йокосука. Начались взрывы боеприпасов, погруженных на судно, оно потеряло ход и едва держалось на воде. Видя это, я приказал 30-му ДЭМ и 2 патрульным кораблям подойти к борту и снять солдат и команду. Одновременно я приказал остальным кораблям полным ходом уходить на север, чтобы избежать дальнейших атак.

Я вместе со штабом перешел на эсминец «Кагеро» и приказал «Дзинцу» самостоятельно возвращаться на Трук для ремонта. Он еще мог дать 12 узлов. Теперь появились вражеские В-17 и сбросили бомбы на «Муцуки», который занимался спасением людей с «Кинрю Мару». Эсминец стоял неподвижно и получил прямое попадание. Он затонул мгновенно. Сопровождавший его «Яёй» спас команду, а патрульные корабли продолжали снимать солдат с «Кинрю Мару», пока тот не затонул. Я приказал всем кораблям, спасавшим солдат, немедленно возвращаться в Рабаул.

Мои самые худшие опасения относительно хода операции оправдались. Без главных сил отряда – 5-го СМДО Йокосука – высаживать вспомогательные части численностью 300 человек не имело никакого смысла, даже