Следовательно, важнейшим условием понимания текста становится умение правильно выбрать из моря значений китайских иероглифов (а значений действительно много)[7] именно то, которое адекватно данному месту в структуре предложения, а в идеале – то, которое подразумевал сам автор. То есть важность подбора правильных лексических единиц для понимания авторского замысла становится решающей задачей и для понимания, и для перевода. Вот почему столь важен контекст – он помогает верно выбрать из множества смыслов тот, на который опирается автор.

Осуществить такого рода ювелирную работу абстрактно, основываясь лишь на переборе множества значений, становится затруднительно не только для интерпретатора, но и для носителя языка. Поэтому первостепенным выразительным средством, создающим для текста формальные рамки и сужающим поле поиска лексических значений, становится так называемый параллелизм.

Параллелизм – важнейшее явление китайской мысли в ее письменном выражении. Он бывает синтаксический, смысловой и всеобщий. При синтаксическом два высказывания соответствуют друг другу по синтаксической структуре; при смысловом помимо структуры прослеживается также семантическое соответствие понятий, выраженных иероглифами; при всеобщем параллельными друг другу становятся целые структурные разделы внутри одного текста.

Понятие всеобщего параллелизма было введено великим китаистом В. С. Спириным. Исследуя древнекитайские тексты и рассматривая различные варианты параллельности их структурных элементов, он пришел к важнейшему выводу о том, что расположение их в тексте письменного классического китайского языка также имеет значительную смысловую нагрузку.

Иерархическая структура содержания трактата. Уровни разделов, глав, смысловых блоков и фраз

Развивая эту идею, скажем от своего уже имени, что структура древнекитайского текста несет смысловую нагрузку на всех уровнях. На самом общем – это разделы (группы глав), затем – главы, далее – смысловые блоки внутри глав и, наконец, отдельные фразы. Иерархия расположения разделов передает их смысловую взаимосвязь, структура на уровне глав позволяет контекстуально верно воспринимать содержание каждой из них, на уровне фраз формируется своеобразное «смысловое ядро», вокруг которого выстраиваются те или иные «периферийные» конструкции, а определенное расположение иероглифов на уровне фраз также используется в качестве выразительного средства.

Такая иерархия на каждом из уровней текста передает читателю скрытый многозначностью иероглифов замысел автора, о проблеме вычленения которого было сказано выше. Так, общая структура содержания памятника Сунь-цзы бин фа поделена на разделы и иерархически выстроена согласно уровням применения военного искусства и выглядит следующим образом:

Стратегический уровень

I. Ввод ключевых понятий.

II. Принципиальные подходы к ключевому оперативному понятию «сражение».

Оперативный уровень

III. Общие подходы к ведению сражений.

IV. Формы организации войска в сражении.

V. Формирование ударного кулака в сражении.

Тактический уровень (общие принципы)

VI. Общие принципы взаимодействия с врагом в бою.

VII. Взаимодействие с врагом в прямом боевом столкновении.

VIII. Общие принципы маневрирования.

Тактический уровень (действия на местности)

IX. Маневрирование в конкретных видах местности.

X. Особенности различных форм местности.

XI. Особенности различных видов местности.

Тактический уровень (технические средства получения преимущества)

XII. Использование огневых средств.

XIII. Использование шпионов.

На этом уровне структуры для каждой группы глав Сунь-цзы бин фа (стратегической, оперативной и тактической) характерны свои доминирующие понятия. Прежде всего, это три ключевых военных термина: наиболее общее понятие бин 兵 («войско», «войсковой», «воевать»), обозначающее «войну» и «войско» как область применения знаний трактата; частное понятие чжань 戰 («сражение», «сражаться»), предполагающее непосредственное боевое столкновение; и предметное понятие цзюнь 軍 (армия), которое представляет армию как боевое соединение максимального размера, выполняющее как стратегические, так и оперативно-тактические (в форме включенных в нее подразделений) задачи. Каждая из глав на среднем уровне структуры раскрывает ту или иную тему, вынесенную в заголовок.

Наконец, уже на уровне фраз вокруг этих понятий формируются лексические конструкции, образующие своеобразные «смысловые ядра». Так, бин и чжань соответственно входят в конструкции шань юн бинчжэ 善用兵者 («тот, кто хорош в применении войск») и шань чжань чжэ 善戰者 («тот, кто хорош в сражении»). Наличие таких ядер позволяет уверенно обозначить место той или иной главы в общей иерархии памятника. Наиболее общее понятие бин более характерно для стратегических разделов памятника (главы II–III) и обсуждения различных стратегических подходов для тактических действий на местности (глава XI). Понятие чжань – для оперативных действий (главы IV–VI).

Также внутри каждой фразы смысловое ядро высказывания управляет окружающей его текстовой «периферией». Вместе они образуют своеобразные смысловые блоки, разграниченные служебными конструкциями.

Эти особенности построения текста делают всеобщий структурный параллелизм важнейшим выразительным средством трактата[8]. Приведем пример, иллюстрирующий все приведенные особенности. Перевод дается буквальный, без дополняющих смысл частей в квадратных скобках, дабы читатель мог представить, как этот текст виден коренному жителю Китая. В качестве «препарируемого» выступит знаменитый отрывок первой главы памятника, подаривший миру любимый многими афоризм «Война – это путь обмана». Фрагмент весьма показателен, поскольку включает в себя несколько типичных для китайских философских (трактаты), полемических (споры) и официальных (чиновничьи доклады и указы) текстов формальных частей: введения темы, связующих фрагментов, раскрытия темы и резюмирующей концовки.

Блок А. Введение темы

兵者

詭道也 – «Война – это хитрости путь»

Фраза для наглядности переводится на русский язык буквально как «Война – это хитрости путь» (в тексте перевода читатель встретит вариант «Война – это путь хитрости»). Уже в одной этой фразе перед читателем встает половина всех означенных выше препятствий и трудностей.

Строго говоря, сочетание первых двух иероглифов бинчжэ 兵者 (где первый – знаменательный, а второй – служебный) уже можно понимать двояко, так как первый вне контекста может быть не только «войной», но и глаголом «воевать», и даже в определенных условиях обозначать «войско». Второй, в свою очередь, может использоваться для двух разных целей: либо выделять «делателя» после глагола, либо выступать лишь в качестве «иероглифа препинания» (не забудем, что в традиционном китайском иероглифы препинания не использовались), делая смысловой акцент на субъекте, который изначально не несет предикативного значения, и, соответственно, иероглиф, его выражающий, является существительным, а не глаголом. В первом случае перевод будет выглядеть как «Воюющий…», во втором – «Война …» либо «Войско…». Соответственно, выбрать из трех вариантов нам помогает только контекст, причем не столько даже смысловой (ибо тот же иероглиф бин 兵 в заглавии вполне может быть переведен не только как «…войны», но и как «ведения войны», и в этом не будет ошибки), сколько грамматический – во фразе присутствует рамочная конструкция «A … B也», вводящая назывное предложение, основа которого в данном случае