тощими плечами, с детскими шеями, повязанными в поход домашними платками, стали священными жертвами за Россию.
Молодая Россия вся вошла с нами в огонь. Необычайна, светла и прекрасна была в огне эта юная Россия. Такой никогда и не было, как та, под боевыми знаменами, с детьми-добровольцами, пронесшаяся в атаках и крови сияющим видением. Та Россия, просиявшая в огне, еще будет. Для всего русского будущего та Россия, бедняков-офицеров и воинов-мальчуганов, еще станет русской святыней.
(Туркул А. В. За Святую Русь, с. 67–87)
Л. Л. Масянов
Крестоносец
«Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18:3). Детская вера, нерассуждающая и не требующая воздаяния любовь к Богу и Родине призывала под знамена чести не только русских мальчиков Добровольческой армии, но и старых, заслуженных воинов-казаков. Воспоминания офицера Леонтия Лукьяновича Масянова рисуют удивительный образ первого русского «крестоносца» Мокия Алексеевича Кабаева, одного из тех, благодаря которым Уральское казачье войско сохранило верность присяге и храбро сражалось на фронтах Гражданской войны в 1918-1920 гг.
– С ним не страшно… Потому он с крестом и молитвою ходит! Как скажет: «Не бойся, сынок», так тебя ни пуля, ни шрапнель не возьмет. Иди, куды хочешь! Только вот ругаться не велел. Как, говорит, выругаешься, так она и трахнет.
Так говорил молодой казак, сидя у костра. И в голосе казака, и в его фигуре, и в жестах было столько убедительности, что не поверить ему было нельзя. Человек десять казаков, таких же молодых, сидели вокруг огня и с наивным любопытством слушали рассказчика. Я понял, что говорят о старике Кабаеве. О нем в это время писали газеты, говорили в войске, говорили и на фронте. Вот что я знал о Кабаеве. Старик-казак, старообрядец, участвовавший еще в походе Скобелева, он не мог примириться с мыслью, что на его родном Яике[271] будут хозяйничать большевики. Он в них видел врагов веры, слуг антихриста, с ними он решил бороться, но бороться силою веры, силою креста, и к этой борьбе он призывал всех верующих. Он собрал вокруг себя таких же стариков, как и сам, и со своим небольшим отрядом выступил на фронт.
На груди каждого казака этого отряда висел большой восьмиконечный крест, а впереди отряда седой старик вез старинную икону. Это было главное вооружение стариков, и с этим вооружением – с верой и крестом – они делали чудеса. С пением псалмов они шли в атаку на красных, и красные не выдерживали и бежали, или сдавались в плен и после становились лучшими солдатами в наших полках.
Много побед одержали эти крестоносцы, но с каждой победой все меньше и меньше становилось их. Падали они, сраженные пулей и, прославляя Бога, умирали, веря, что исполнили долг свой перед Богом, войском и перед Святынями нашими. И осталось их несколько человек, и решили они разъехаться в разные стороны, по разным полкам и там верою своею поддержать и укрепить слабых. В каждый полк привезли по иконе, и эти иконы вместе со знаменами были в походах, были в боях. И легче стало воевать казакам, и легче умирали они – как будто вместе с иконой передали им крестоносцы и часть веры своей.
Только старик Кабаев не захотел идти в полк. Не хотел он служить одному полку, а хотел служить всему войску. Ездит по широкой степи и слушает, что делается в ней. Как услышит выстрелы, так и едет на них, благословлять бойцов-казаков на святое дело и молитвою помочь им. И всегда его появление вдохновляло их, и смелее они шли в бой, и одерживали победу.
Мне рассказывал один офицер: шли сильные бои, большевики силою, в несколько раз превосходящей нашу, наступали на Уральск. Упорно дрались казаки, но не выдерживали и отходили, отдавая поселок за поселком. Уже паника охватывала полки, и уже многие говорили, что не удержаться нам, отдадим Уральск. Но вот в разгар боя, когда красные густыми цепями повели атаку на поселок Красный, и когда уже некоторые части стали отходить, появился Кабаев. Объезжая полки, благословляя крестом и читая молитвы, говорил:
– Не бойтесь, станичники, не бойтесь, детки. Ничего он не сделает. Снаряды его рваться не будут и не собьет он вас. А завтра мы погоним его.
Ободрились казаки. Отступавшие было части перешли в контратаку, отбив противника. К вечеру поселок остался в руках казаков. Но что особенно поразило всех – это то, что, действительно, перестали рваться снаряды и только со свистом пролетали над нашими рядами и зарывались в мерзлую землю, не оставляя даже следа о себе.
Слухи об этом бое быстро разнеслись по фронту, и имя Кабаева повторялось каждым. Я еще не видел его, представлялся он мне сильным, властным, умеющим владеть людьми и силой воли заставлять их идти на смерть и делать чудеса храбрости; хотелось скорее встретиться с ним и разгадать, в чем же его сила. Но это мне скоро не удалось.
Ранней весной [1919 г.] я с сотней получил задание заранее подойти к поселку Владимирскому и занять позицию перед поселком. Мы выступили. Далеко впереди, на черном фоне оттаявшей степи виднелась какая-то белая фигура. Мы на рысях быстро нагоняли ее. Кто-то из казаков сказал:
– Это Кабаев.
Вспомнил я все слышанное о нем, встал передо мной мощный образ богатыря, и захотелось скорее увидать его, поговорить с ним. Он остановился, повернул коня и шагом поехал навстречу нам.
Когда он подъехал ближе, и я мог ясно разглядеть его, то думал, что казаки ошиблись – так он был не похож на того, каким я его себе рисовал. Его чуть сутуловатая фигура говорила о том, что он сильно устал, и, несмотря на то что он еще бодро сидел в седле, весь вид его не напоминал воина. Его морщинистое серое лицо, окаймленное тоже серой седой бородой, на первый взгляд, не представляло ничего особенного, и только серые глаза были интересны. В них светилась бесконечная доброта, любовь и наивность, но в них не было энергии и решительности вождя. И, глядя в эти глаза, я понял, что только его доброта, любовь и вера заставляли казаков верить ему и идти на смерть. Он подъехал к сотне и тихим голосом сказал:
– Снимите шапки.
Как один, казаки исполнили его приказание. Затем он благословил сотню своим крестом.
– Не бойтесь, детки, Господь с вами, идите и делайте свое дело во имя Его. Ни один волос не упадет с головы вашей, если не будет на