Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 123
создания батальона на основе контингента военнопленных, неоднократно пытался убедить заведующего IV Европейским отделом НКИД В.А. Зорина, что «в этой части есть группа так называемых „сталинградцев“» (то есть хорватов, попавших в плен под Сталинградом), которые «развращены немцами и… видимо, не смогут быть превращены в друзей Советского Союза». Симич считал, что «особенно вызывает тревогу командный состав этой части, среди которого есть немало профашистских элементов». Особенно много претензий Симич высказывал в адрес М. Месича. Он назвал последнего «профашистом» и заявил, что «популяризация Месича… крайне невыгодна для народно-освободительного движения Югославии и для самого Советского Союза, ибо Месич известен как наемник немцев, как добровольно вступивший в хорватскую армию и упорно сопротивлявшийся вместе со своей частью под Сталинградом и на других участках советско-германского фронта. Это реакционная фигура, и выдвижение и тем более популяризация ее наносят, несомненно, вред нашему общему делу». Симич полагал, что командир «четников» Д. Михайлович и руководитель коллаборационистского правительства Сербии М. Недич «могут воспользоваться фактом привлечения Месича к руководству югославской воинской частью в СССР для того, чтобы дискредитировать все это движение в самой Югославии». Симич предлагал вместо Месича назначить кого-то из югославских офицеров, воевавших в Испании (то есть априори просоветски настроенных), которые в батальоне «находятся на второстепенных ролях»[1396].
Д. Георгиевич – заместитель М. Месича по культурно-просветительской работе – хотя и не высказывал открыто претензий в адрес командования части, отмечал, что уровень политической сознательности большинства военнослужащих был очень низким – особенно среди бывших пленных. Многие из них «добровольно» вступили в часть, прежде всего чтобы выйти из лагеря, получить лучшие условия жизни, каким-то образом себя реабилитировать и затем вернуться домой[1397]. Проблему «низкого военно-политического уровня» новобранцев Месич и Георгиевич отметили в докладе, направленном 22 августа 1944 г. на имя главы Югославской военной миссии в СССР В. Терзича[1398].
Политические проблемы, существовавшие в югославской воинской части, признавали и представители советских властей. Сотрудник Отдела международной политики ЦК ВКП(б) В.В. Мошетов, посетивший батальон в начале апреля 1944 г., докладывал руководителю этого отдела Г.М. Димитрову об антибольшевистском настрое М. Месича, а также упоминал о наличии у многих воинов батальона «вины перед советским народом, против армии которого когда-то они воевали (хотя часть из них и насильно)» и о том, что эти воины еще только должны «заслужить доверие и авторитет перед армией маршала Тито и югославским народом». Уполномоченный Ставки ВГК по формированию иностранных воинских частей Г.С. Жуков, хотя и утверждал в своем донесении в ГКО от 17 декабря 1943 г., что «политико-моральное состояние батальона здоровое»[1399], на самом деле, по словам М. Джиласа, о «человеческом материале» югославского батальона отзывался скептически[1400].
Однако такое мнение, разумеется, не выносилось в публичную плоскость. Напротив, советская пропаганда военного времени занималась «лакировкой» политического состояния югославской воинской части, созданной в СССР. Прежде всего это делал сам М. Месич, который в приветственном письме на имя И.Б. Тито, отправленном 25 декабря 1943 г., заявил, что военнослужащие батальона «добровольно собрались на территории СССР», что было своеобразной манипуляцией истинным положением вещей. 8 января 1944 г. «Красная звезда» писала, что военнопленные югославы были «насильственно мобилизованы немцами». Месич был охарактеризован как «опытный боевой офицер югославской армии», который «был в свое время насильственно мобилизован немцами», однако, «еще будучи в лагерях для военнопленных… сплотил вокруг себя югославских офицеров и солдат, выражая настойчивое желание драться против немцев так же, как он дрался во время войны Югославии с немцами в [19]41 году». 12 января 1944 г. «Известия» сообщили, что «многие югославы при первой же возможности сдаются в плен». 16 февраля 1944 г. в таких же выражениях о югославском батальоне писала «Правда». В материалах радиомитинга югославских граждан, проживающих в СССР, было указано, что хорватские солдаты и офицеры, «которых изменник Павелич продал Гитлеру и Муссолини в качестве пушечного мяса… отказались принимать участие в братоубийственной войне против русского народа»[1401]. В дальнейшем аналогичного подхода придерживались советские историки[1402].
Перечисленные выше обстоятельства, связанные с настроем личного состава, делали неустойчивым политическое состояние югославской воинской части. В ней произошел раскол на две группы – антифашистов и бывших легионеров[1403], которые явно не хотели менять свои убеждения. В свою очередь, воины из числа антифашистов с трудом мирились с наличием бывших врагов и с тем, что боTльшая часть офицеров югославской части в своей массе была бывшими усташами, «соратниками Гитлера»[1404]. По словам посла С. Симича, в апреле 1944 г. его посетил начальник пулеметного подразделения югославского батальона Першич[1405], «которого он хорошо знает как искреннего друга Советского Союза, и… рассказал, что в этой части отмечаются такие случаи, когда портреты Тито, имеющиеся в каждой землянке, перечеркиваются и портятся ночью какими-то враждебными элементами»[1406]. Известный советский поэт Б.А. Слуцкий, осенью 1944 г. лично сталкивавшийся с югославской воинской частью на фронте, писал в своих воспоминаниях, что фактически «усташский командный состав» югославской части питал «нелюбовь ко всяческим „агитаторам“»[1407], то есть к коммунистам.
Заместителю командира по культурно-просветительской работе Д. Георгиевичу и другим политработникам пришлось войти в противостояние со «сталинградцами» – бывшими хорватскими военнопленными[1408]. Характерно, что сам Георгиевич был не только коммунистом-политэмигрантом, участником Гражданской войны в России и боевым соратником легендарного красного командира Олеко Дундича[1409], но и сербом по национальности[1410], то есть он с М. Месичем и большинством офицеров югославской воинской части вышли фактически «из разных миров», что еще более увеличивало дистанцию между ними. «Политические сложности» личного состава сопрягались с не вполне здоровым климатом, сложившимся в воинской части, где отмечались многочисленные случаи воровства, пьянства и самовольного ухода из места расположения[1411].
«Политически деликатная» ситуация, сложившаяся в батальоне, требовала реализации в нем систематической политической и культурно-просветительской работы. Кроме Д. Георгиевича, в этой сфере работали еще три офицера – П. Ковач, Д. Озрен и А. Краячевич, а также в каждом подразделении был назначен заместитель командира по культурно-просветительской работе. Политическая работа проводилась в основном в форме устной и печатной пропаганды[1412]. Ежедневно в батальоне проводили «культчас» («политчас») по темам: «Борьба югославского народа за свое освобождение» и «Правда о Советском Союзе», а также читку советских газет и десятидневных сводок о положении в Югославии, слушание радио, беседы о воинской присяге. В части выходила печатная газета «Свободная Югославия»[1413] и 15 боевых листков в подразделениях. Систематически демонстрировались кинокартины и проводились вечера художественной самодеятельности[1414]. Использовались также библиотека и граммофон[1415]. Как выяснил В.В. Мошетов, культурно-просветительская работа в части проводилась «систематически и в значительной мере
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 123
