Шлем и доспехи. Ок. 1810–1819

Часть первая. Путь полководца

Высказывания Чжугэ Ляна о командовании армией и ведении войны

Предисловие составителя

Чжугэ Лян, второе имя Кунмин, родился около 180 г. в семье провинциального чиновника. Ханьская династия в ту пору доживала последние дни – дом, царствовавший в Китае на протяжении почти четырех столетий, находился в глубоком упадке и стоял на грани краха. Большую часть жизни Чжугэ Ляну суждено было играть одну из важнейших ролей в борьбе за власть и междоусобных войнах, сопровождавших гибель древней династии.

Чжугэ рано осиротел, и его вместе с младшим братом взял на воспитание дядя, губернатор одной из областей на юге Китая. Когда дядю сменил в должности новый чиновник, он вместе с племянниками отправился к своему старому другу, члену могущественного клана Лю, занимавшему в то время губернаторский пост в Центральном Китае. Правящий дом Хань тоже был одной из ветвей этого огромного клана, который сохранил значительные богатства, положение и влияние даже после крушения династии.

Вскорости после переезда дядя Чжугэ Ляна умер. Сам Чжугэ, которому в ту пору было немногим более двадцати, остался жить в Центральном Китае и занимался сельским хозяйством. Если верить «Сань го чжи» («Хроника Троецарствия»), уже в этом возрасте Чжугэ Лян знал, что обладает несравненными способностями, но немногие воспринимали его тогда серьезно: в конечном счете, он был сиротой и добывал средства на жизнь трудом крестьянина. Однако фортуна повернулась к нему лицом, когда великий военачальник Лю Бэй, основатель царства Шу в Западном Китае, находился со своей армией в тех местах, где жил Чжугэ Лян.

Чжугэ Ляна рекомендовал полководцу кто-то из членов влиятельного клана Сюй, из которого в период институционализации даосизма вышло немало выдающихся представителей этого учения. Согласно «Сань го чжи», друг Чжугэ Ляна сказал Лю Бэю: «Чжугэ Кунмин – это затаившийся дракон. Не хотите ли повидать его?»

«Приходите вместе с ним», – сказал Лю Бэй.

На что Сюй ответил: «Можно отправиться к великому человеку, но нельзя заставить его прийти к вам. Вам, полководец, следует самому отправиться к нему».

Далее источник свидетельствует, что в конце концов Лю Бэй поехал к Чжугэ Ляну, причем делал это трижды, прежде чем молодой гений согласился встретиться с прославленным военачальником. Когда, наконец, пути их соединились, продолжает «Сань го чжи», Лю Бэй отослал всех своих подчиненных, чтобы одному остаться с Чжугэ Ляном. «Дом Хань рушится; продажные предатели узурпируют власть; а император ничего не замечает», – сказал он. Затем Лю Бэй попросил Чжугэ Ляна стать его советником. Так Чжугэ превратился в первого стратега царства Шу. Историю об этой знаменитой встрече приводит в своем сочинении и Лю Цзи.

Священный воин. Конец XIX в.

Перипетии эпохи Троецарствия слишком сложны, чтобы их можно было подробно изложить в рамках небольшого предисловия, – они занимают целых сто глав огромного исторического романа «Троецарствие», созданного уже много веков позднее. Скажем только, что то было время бесконечных смут, хаоса и междо-усобиц. Как раз в разгар нескончаемой войны между тремя царствами Чжугэ Лян был назначен на высшие посты в государстве и армии.

Когда Лю Бэй умер, наследник его был еще слишком мал, так что Чжугэ Лян занимал не только пост первого полководца и стратега, но и de facto регента при юном правителе. Он ни разу не проиграл сражения и умер во время похода, в военном лагере своего войска. Чжугэ Лян нес тяжкую ношу, непосильную и для двоих человек, и скончался от болезни в возрасте пятидесяти четырех лет. Имя Чжугэ Ляна, человека несравненного ума и великодушия, увековечила литература; на протяжении многих столетий им восхищались как блестящим полководцем и администратором. Завещание, выражающее его последнюю волю и адресованное юному правителю Шу, раскрывает нам образ мыслей и характер этого великого человека:

«Думается, что по природе я – простак. Оказавшись вовлеченным в смуты нашего времени, я собрал армию и пошел в поход на север. Однако еще прежде окончательной победы смертельная болезнь сразила меня, и вот теперь я уже одной ногой в могиле.

Ничтожнейше прошу правителя очищать свое сердце, умерять свои желания, сдерживать себя и любить простых людей, сохранять почтительность к прежнему правителю, распространять гуманность в государстве, выдвигать честных людей, дабы мудрые и справедливые могли занимать государственные должности, и избавляться от предателей и клеветников, дабы нравы людей улучшались.

У меня восемьсот тутовых деревьев и восемь акров скудной земли, так что моим детям и внукам хватит и еды, и одежды. Сейчас я нахожусь за пределами государства и не имею никакого особенного снаряжения; я ношу выданное государством официальное одеяние и ем государственный хлеб, никакого другого дохода у меня нет. После моей смерти не оборачивайте мое тело слишком большим куском ткани и не готовьте никакой особой погребальной утвари, за которые я остался бы в неоплатном долгу перед государством».

Как свидетельствует завещание Чжугэ Ляна, его отношение к жизни, к государственным делам в немалой степени проникнуто даосскими идеями, что станет еще более очевидным, если мы обратимся к его письмам, адресованным сыну и племяннику. Своему племяннику он пишет:

«Устремления должны быть взвешенными и продуманными. Бери за образец примеры из жизни совершенномудрых. Устраняйся от чувств и эмоций; освобождайся от привязанностей. Следуй возвышенному, будь исполнен присутствия духа и сострадания. Сохраняй терпение как в трудных ситуациях, так и в легких; не стремись за ничтожным.

Ищи подлинного знания, ставя широкий круг вопросов; отбрось чувства отвращения и неприятия. И тогда какая утрата может быть в достоинстве, какое беспокойство в неудаче?

Если воля твоя не непреклонна, если всеми мыслями не противостоишь несправедливости, растратишь свою жизнь по мелочам, молча покоряясь путам чувственных пристрастий, вечно дрожа перед посредственностями, вечно скатываясь вниз».

Сыну своему Чжугэ Лян советует:

«Путь благородного мужа заключается в том, чтобы совершенствоваться в тишине и укреплять добродетель бережливостью. Не отстранившись, не сумеешь очистить волю; не погрузившись в тишину, не сможешь далеко продвинуться.

Учение требует спокойствия, талант требует учения. Без учения невозможно