Та-а-аня! — закричал он и захлебнулся набежавшей волной. Его обдало с головой, потащило и бросило далеко от берега. И тут чьи-то руки подхватили его, перекинули в лодку.

Он открыл глаза и увидел Николая Петровича.

Нет! — закричал он. — Нету ее нигде! Пустите меня!

Он хотел снова перелезть за борт, но те же сильные руки прижали его книзу, на дно.

— Успокойся. Оглянись.

Он обернулся и увидел Таню. Она тоже сидела на дне лодки, у самой кормы, скорчившись, сжавшись в комок, прикрытая пиджаком, и дрожала мелкой дрожью.

— Таня! — кинулся он к ней и прижался лицом к ее холодным, мокрым, торчащим вперед коленям. — Таня, прости меня, это я так, со зла сказал! Мне… мне обидно стало… Я тоже хотел с вами… Там… Как вы… Все вместе…

Она выпростала из пиджака руки, обхватила его голову, с силой прижала к себе, и он услышал, как судорожно она дышит, и дрожит вся, и стучит зубами.

— В-вот, нак-к-кройся…

Она прикрыла его полой отцовского пиджака, и так, прижавшись друг к другу, они сидели, всхлипывая на дне лодки, пока она плыла, приближаясь к берегу, иод мерными и сильными ударами весел.

1979