Иногда выходило так, что за день я вместе со штурмовой группой Карпова умудрялся закрыть по две точки, отмеченных на моей карте.

Это было тяжело.

Особенно для парней-штурмовиков. Они были вымотаны, но шли вперёд, чтобы избавить страну от опасных туннелей с монстрами. Никому не хотелось повторения бойни, которая была в Панарске.

Пятьдесят червоточин с чистым эфиром позволили мне наконец поднять ранг до шестого, с огромными усилиями, но всё же. И я понимал, что дальше будет только сложнее: мне понадобится огромный объём чистого эфира, чтобы получить следующий ранг. А уж про последний я вообще молчу.

— Знаешь, Бринер… — начала Анастасия, но осеклась.

Она подошла ко мне.

В тишине библиотеки стук каблуков её красных туфель прозвучал особенно чётко и громко, будто она снова ступала по чьим-то гробам.

Девушка сняла длинную чёрную перчатку с правой руки и положила ладонь мне на грудь.

— Знаешь, мне всё равно, кто сегодня победит. Я просто хочу побыть собой.

Я нахмурился, но её руку со своей груди не убрал.

— А кем ты была до этого?

— Кем угодно, но только не собой, — прямо ответила она. — Я была стервой и обманщицей, была послушной дочерью и ласковой подругой, была кровавой тварью и убийцей, была захватчицей и пленницей, была красавицей и уродиной, умницей и глупышкой… а теперь я просто хочу побыть собой. Ты позволишь мне это?

Я вскинул брови.

— Ты у меня разрешения спрашиваешь?

— Нет. — Она заглянула мне в глаза. — Просто я хочу, чтобы ты увидел меня настоящей. Та Анастасия, обычная девушка, которой не повезло… она хотела бы… она бы очень хотела… поцеловать тебя по-настоящему. Не так, как мы делали это, когда притворялись всё прошедшее лето. А по-настоящему. Так у меня никогда ещё не было. А потом я снова стану дочерью твоего врага и позволю своей сопернице завладеть твоим вниманием. Она тебе нравится, я вижу, и нисколько не ревную. Внимание Коэд-Дина обычно сопровождается кровью и болью, а мне этого уже достаточно. Я доиграю сегодня свою роль на этом балу, а потом уйду от отца навсегда. Давно хотела его бросить и начать новую жизнь.

Вся её речь могла бы показаться хитростью или враньём, если бы я не видел эту девушку раньше.

Но за прошедшее лето я неплохо её изучил.

Болезненная двойственность Анастасии Баженовой имела свои причины, но сейчас, в эту самую минуту, она была именно той, о ком говорила — обычной девушкой, которой не повезло и которая хотела быть настоящей, но не имела на это шансов.

Я поцеловал её сам.

Нежно и долго, не опасаясь, что она всадит нож мне в спину — на этот случай у меня имелись защита, хорошая реакция и оружие. Анастасия это знала.

Она ответила на поцелуй и крепко обняла меня, выронив снятую перчатку на пол.

Девушка не пыталась залезть за ворот моей рубашки, чтобы проверить, принёс ли я с собой бусину с источниками. Она вообще ничего не делала — только обнимала меня и целовала, будто забыла всё на свете. Без намёка на близость, без заигрываний и флирта. Но именно в этот момент дочь Волота была ко мне ближе, чем за всё прошедшее лето.

Когда поцелуй закончился, Анастасия перевела дыхание.

— Спасибо… спасибо тебе, Коэд-Дин. Если бы я знала секреты своего отца, то рассказала бы о них прямо сейчас. Но я не знаю. Лишь ощущаю, что дальше будет хуже.

Она подняла с пола перчатку, затем резко развернулась и покинула библиотеку, больше не оглядываясь. Остался только приятный аромат уже знакомых мне духов.

* * *

Я вернулся обратно в зал перед самым началом танца и столкнулся с Виринеей.

Она искала меня.

— Ты где был⁈ — с тревогой потребовала объяснений Виринея, идя мне навстречу.

Она уже не обижалась. Беспокойство заставило её забыть обо всём.

— Я уже хотела тебя искать! Заметила, что Баженовой тоже не хватает…

— Да, мы были вместе, — ответил я прямо, но так, чтобы никто не услышал.

Затем повёл девушку к нашему столику и практически насильно усадил в кресло, после чего сел напротив.

Виринея нахмурилась и смолкла. Правда, её хватило ненадолго, и уже через пару секунд она спросила:

— И что же вы делали?

— Ничего, что могло бы вызвать у тебя такую бурю беспокойства.

Я не стал говорить Виринее про поцелуй, потому что он для меня ничего не значил. Особенно в том плане, в каком бы Виринея могла подумать.

Девушка сложила руки на груди и принялась изучать моё лицо на признаки вранья.

— Думаешь, я так тебе и поверила, да? Бринер, ты играешь с огнём. Вот вернёмся домой, и я покажу тебе бурю беспокойства. Такую бурю, что ты ещё долго отдышаться не сможешь!

Я улыбнулся.

Её ревность выглядела забавной и решительной.

Знала бы она, что не идёт ни в какое сравнение с Анастасией, то не спешила бы подозревать меня во всех грехах.

Да и не до ревности ей должно быть. Тут бы на Балу выжить.

Будто услышав мои мысли, Лидия Соломина поднялась на свой балкон, к супругу, который даже не поднял задницу с кресла во время ужина, а затем торжественно оглядела зал.

— Дорогие гости! Ночь перевалила за середину! Веселье продолжается! Предпоследний танец! Кадриль, господа! В этом десятилетии мы назвали её «Кадриль на костях»! Наслаждайтесь! И пусть прибудет с нами мрак до рассвета!

— МРАК ДО РАССВЕТА! — хором ответили ей гости, подняв бокалы.

Виринея пробубнила эту фразу себе под нос, без прежнего энтузиазма, а я вообще промолчал.

Кадриль на костях.

Что за паршивый юморист придумал это название?.. Видимо, тот же самый, что выдумал «цветочную мазурку» с похоронными венками.

Неожиданно Виринея поднялась из-за стола и уверенно мне заявила:

— Я знаю, что означает «Кадриль на костях». Однозначно, знаю. И у меня есть один секрет, который тебе не понравится, но который нам поможет…

Книга 2

Эпизод 29

Её слова меня насторожили.

— Что за секрет? Ты можешь конкретнее? У нас не должно быть секретов. По крайней мере, сегодня.