— Сейчас я начну, — сказала она тихо. — Моя задача — вплести в амулеты часть вашей жизненной силы и создать защитный буфер. Это позволит вам отдаляться друг от друга без последствий.

Она сделала паузу, давая нам осмыслить сказанное.

— Я начну читать заклинание. Ваша задача — закрыть глаза. Не смотреть на свечи, не отвлекаться на звуки. Сосредоточьтесь на моем голосе, пусть он станет вашей точкой опоры. Загляните внутрь себя. Спросите, что вы на самом деле чувствуете к тем, кто сидит напротив.

Она закрыла глаза. Губы ее зашевелились, и из них полился тихий, гортанный напев. Древний язык, непонятный, но обладающий странной ритмической силой. Звук заполнил комнату, вибрируя в воздухе и отзываясь в теле.

Я послушно закрыл глаза и попытался сосредоточиться, как она велела. Голос Шаи то усиливался, то затихал, сплетаясь в монотонную, гипнотизирующую мелодию.

Что я чувствую? Вопрос был простым, и ответ оказался таким же. К Алисе — чувство ответственности, некоторую вину и теплоту. К Лидии — уважение, смешанное с досадой, и понимание, что за ее сдержанностью скрывается ранимая натура. Ни ненависти, ни злобы. Я был спокоен и готов к тому, что предстояло.

Однако мозг не желал полностью отключаться. Я слышал, как потрескивают свечи, как за окном проехала машина, как скрипнула половица. Я пытался отогнать эти звуки, погрузиться в темноту, но она оставалась просто отсутствием света.

Голос Шаи стал настойчивее, ритм ускорился. Я почувствовал, как по коже пробежали мурашки. Магия становилась ощутимой, плотной. Я заставил себя отбросить все посторонние мысли. Просто слушал. Просто существовал.

И тогда темнота изменилась. Она обрела глубину и перспективу.

А потом, в самой его глубине, я увидел это.

Сначала просто темный прямоугольник, чуть более плотный, чем окружающий мрак. Затем проступили детали. Старая дубовая дверь, окованная потемневшим от времени железом. Без ручки, без замочной скважины. Просто глухая, монолитная преграда, вставшая на моем пути.

Глава 3

Вокруг не было ни пола, ни стен, ни неба. Только бесконечная пустота, в которой мы с этой дверью существовали как единственные ориентиры. Я медленно поплыл навстречу двери.

Она не была символом или декорацией. Это была настоящая преграда — материальная и непреодолимая в этом пространстве. Приблизившись вплотную, я коснулся пальцами ее поверхности. Дерево было шершавым и прохладным, и при этом совершенно безжизненным.

Обойдя дверь по кругу, я ожидал найти что-то иное, но с обратной стороны увидел то же самое — массивное полотно из темного дерева. Она не вела никуда и не закрывала ничего, просто висела в пустоте, автономная и самодостаточная. Ее торцы обрамляла обычная рама, за которой зияла та же бесконечная пустота. Мысль в голове всплыла сама собой: «дверь в Никогде».

Я попробовал нажать на дверь, уперевшись в нее плечом. Она не поддалась ни на миллиметр, будто была частью фундамента, которого, естественно, под ногами не было. Тогда я перешел на другую сторону и попытался потянуть ее на себя — тот же результат. Дверь оставалась неподвижной и безмолвной.

Остановившись перед ней, я почувствовал, как во мне поднимается раздражение, смешанное с досадой и беспомощностью.

— Ну и что мне с тобой делать? — спросил я в тишину.

Мой голос прозвучал приглушенно и бесследно растворился в пустоте. Ни ответа, ни отголоска. Дверь молчала, пространство вокруг оставалось безмолвным. Я ждал, хотя не знал, чего именно — подсказки, знака, любого изменения. Но ничего не происходило.

С тяжелым вздохом я отступил и повернулся спиной к двери, решив оставить эту бессмысленную преграду позади. Раз она не открывается, значит, это тупик. Нужно искать другой путь.

Да и что я вообще здесь делаю? Чего от меня ждут?

Скр-и-и-и-иип.

Звук раздался так внезапно, что я даже не сразу осознал, что услышал.

Я замер на мгновение и медленно обернулся. Дверь теперь была приоткрыта. В ее поверхности чернела узкая вертикальная щель. Я не открывал ее. Она открылась сама — именно тогда, когда я отвернулся и перестал пытаться. Словно издевалась надо мной, а теперь решила приманить.

Брови нахмурились, а в голове сразу возник рой вопросов, где один перекрикивал другой, создавая какофонию звуков.

За щелью виднелось какое-то помещение. Я подошел ближе, толкнул тяжелую створку, и она беззвучно подалась внутрь, распахнувшись.

Я переступил через порог.

Меня встретил холод камня, запах сырости, пыли и затхлости. Это место напоминало тюремную камеру. Небольшая комната без окон примерно три на четыре шага. Стены были сложены из грубого, необработанного камня, кое-где проступали темные пятна влаги. Единственной мебелью была простая металлическая кровать с комковатым матрасом, придвинутая к дальней стене. Ни стола, ни стула, ни какого-либо другого убранства. Это было не жилое помещение, а каменный мешок.

Я медленно осмотрелся, пытаясь понять, что это за место. Чье это воспоминание? Чья боль запечатлена в этих стенах? Моя? Настоящего Громова? Я не чувствовал никакой связи с этим местом, оно было мне абсолютно чуждым.

Пройдя в центр комнаты, я повернулся лицом к распахнутой двери, за которой лежала тьма. Тишина в камере давила на уши и сознание.

И тогда из самого темного угла раздался голос.

Я узнал его мгновенно. Не по тембру или интонации, а по внутренней реакции, которая всколыхнулась в глубинах этого тела. Это был не тот голос, что звучал в моей собственной голове каждый день. Это был первоисточник. Голос Виктора Громова.

— О. Ты наконец-то пришел.

Голос эльфийки, сплетавший слова древнего языка, сначала стал фоновым звуком, а затем и вовсе отступил куда-то вдаль. Лидия, как и было велено, сосредоточилась на собственном дыхании — медленный вдох, наполнявший легкие прохладой, и такой же размеренный выдох. Она ожидала чего-то, хотя не могла бы сказать, чего именно. Возможно, тепла или внезапного озарения. Но произошло нечто иное.

Когда она открыла глаза, мир вокруг оказался совершенно другим.

Вместо пыльной