Я вошёл моментально. Пропихнул дружка целиком и начал потихоньку разгоняться. Вначале медленно и аккуратно, а потом перешёл на рывки, крутя жопой. Девчонкам нравится это, я точно знаю. Снова схватился за грудь. Какие же они мягкие! Соски тоже требуют внимания. Поигрался языком с ними.

Я только вошёл во вкус, нащупал темп, как вдруг всё обломалось.

— Постой, — стонет она.

Да что не так⁈ Мне захотелось заткнуть ей рот ладонью. Захотелось обхватить её шею руками и нежно придушить, продолжая долбить что есть силы. Но, она упирается ладонями мне в живот, и сквозь стон я слышу:

— Постой! Вынь!

Я послушался. Вынул. Не успел конец полностью показаться на свет, как её ладонь тут же его схватила. Пальцы ловко стянули резинку, чему я был приятно удивлён.

— У тебя нет с собой других? — спрашивает она, швыряя презик за кровать.

— А что с этим не так?

— Не знаю, но я словно подмылась борщевиком.

— Со мной у всех там горит.

— У меня аллергия, не обольщайся.

— И как быть?

И только попробуй ответить: никак. Зверь уже сорвался с цепи, он или убьёт хозяина или досыта нажрётся. Понимаешь, какой у нас конфуз…

Её тело оставалось зажатым между моих рук. Она быстро поняла, что деваться ей некуда. И мне даже показалось, что это её завело. Женские глаза забегали по моему лицу, потом стрельнули вниз, уставившись на мой орган.

— Ты ничем не болен?

— А по мне не видно?

Не дожидаясь лишних расспросов, я снова ворвался во влажные джунгли, где умело работал своим мачете, прочищая узкую дорожку.

Мы игриво сосались, балуясь языками. Она скрестила ноги на моём заду, а я ускорился, двигаясь грубыми толчками. Как она стонала… Как она орала… Я не слышал своих мыслей, я не слышал самого себя!

Долбил и долбил!

— Кончи в меня!

Ёбаная сучка!

— Нет!

— Не бойся, — пропыхтела она, — Мне вырезали яичники. Можешь всю меня залить, ничего не выйдет. Я не залётная.

Её рука соскользнула с моей исцарапанной спины. Пальцем она повела по своему телу: провела по груди, по складкам на животе и остановила палец чуть выше лобка. Ни на секунду не останавливаясь, я присмотрелся. Черный ноготь указывал на розовый шрам.

— Вот, если не веришь. Год назад удалили яичники.

Ну, раз просите, получите. Теперь я могу взять от жизни всё. Когда дама просит, джентльмен не вправе отказать.

После нескольких десятков тычков, моё тело скрутила агония экстаза, быстро перекинувшееся на мою подругу. Почувствовав горячую молофью в своём маточной зеве, она завыла громче меня. На весь лес. На всю квартиру. На весь дом.

Что подумают соседи?

Что они скажут?

Откровенно говоря — мне поебать, сегодня я в гостях.

Ещё пару раз дёргаюсь, выдавливая из себя всё до последней капли и устало рушусь рядом с лисичкой. Наши влажные от пота тела безжизненно валялись на кровати под пристальным взглядом наших мёртвых кумиров.

Под песни наших кумиров мы закурили. Горячий пепел сыпался на наши тела и тут же шипел как дворовый кот, затухая в каплях пота.

Такое я испытал впервые.

Так хорошо мне не было ни с одной шалавой. Ни с одной дворовой девкой, усердно ухаживающей за своей кожей.

Я лежал рядом с Богиней. А рядом с ней лежал обычный парень, согласившийся с другом пойти на комикон. Я — ничтожество. Обычный парень, считающий комиксы дерьмом.

Она поворачивает ко мне голову. Смотрит на меня. Улыбается.

— Ты кого хочешь? — спрашивает она.

— Не понял…

— Мальчика или девочку?

Я всё равно нихуя не понимаю.

Глава 3

Мы лежим на кровати её брата. Играет музыка. Со стен на нас смотрят мои кумиры. Всё, что сейчас мне бы хотелось — хорошо затянутся крепкой сигаретой, но вместо этого я лежу в полном оцепенении, не в силах приложить к губам сигарету. А моя лисичка продолжает потягивать папиросу, как ни в чём не бывало.

Она крутится возле меня, словно чего ожидая. Ждёт, когда я с ней заговорю, но я продолжаю молчать.

Её лицо меняется на глазах, как, собственно и моё. Жадный взгляд, полный разврата сменяется домашней нежностью. Улыбка сладкая и блестящая, как карамель на сочном эклере.

В голове у меня что-то стрельнуло. Тёплый пот сменился холодным. Я смотрю на стену, ища в глазах своих мёртвых кумиров объяснение происходящему.

Что она имеет в виду, Дженис?

Мне не послышалось, Курт?

Джимми, мужик, а ты что думаешь?

Я чувствую, как она приближается ко мне. Упирается локтями в матрас и движется, как паук. Тёплое дыхание, пропитанное никотином, грубо разбивается о мои щеки. Влажные губы припадают к моему уху.

Она шепчет:

— Мне нравиться имя…

— Заткнись!

Кровать больше не кажется мне мягкой и тёплой. Она как зыбучие пески хочет сожрать меня. Сдавливает со всех сторон. Утягивает на дно, где нет будущего! Я пулей вылетаю из кровати.

Я не понимаю её намёков. Она пугает меня!

— О чём ты говоришь? Какое имя? Какой ребёнок, бля⁈

— Наш!

Она больше не похожа на лисичку. Она похожа на обычную бабу, жадную и растерянную. Она вся скукоживается. Приподнимает спину, уперевшись локтями о кровать. Усаживается. Колени прижимает к груди, а руками обхватывает ноги, и смотрит на меня, словно я какой-то насильник. Словно я забрал у неё то единственное, то ценное о чем она всю жизнь мечтала!

— Нет никакого ребёнку, — кричу я, — И быть не может! У тебя… у тебя…

Тут я вспоминаю про шрам. Я вспоминаю картинки аппендикса в медицинских учебниках. Я вспоминаю про этот ебучий хвостик кишки, который, иногда, отрезают людям, любящим пожрать всякую хуйню.

Что подумает мама?

Что скажут на работе?

— Я тебя обманула, тупой ты мудень!

Сука! Тварь!

Она начинает рыдать. Чёрная тушь смешивается с остатками белой пудры и серые капли быстро пересекают её искажённое от горя лицо.

Сид, дружище, подскажи, как мне быть?

Я быстро одеваюсь. Не найдя трусов, напяливаю джинсы. Пытаюсь надеть майку, но она такая мокрая, что у меня нихуя не выходит, да и все мысли сейчас в другом месте. Сейчас я надеюсь, что весь тот аморальный образ жизни, все те выпитые литры алкоголя, сожранные килограммы успокоительных и все те холодные ночи,