— Ладно, ближе к делу, — перебил Боря бабку. — Что делать надо? Заговор какой-нибудь прочитать? Или отвар выпить? Сколько денег нужно?

Баба Зина отступила от меня, достала из-под стола старую книгу, перевязанную бечевкой, и начала ее листать, что-то бормоча себе под нос. Боря сидел, скрестив руки на груди, и с нетерпением ждал вердикта.

Затем бабка захлопнула книгу и обратилась к Борису.

— Обряд сложный. Требует подготовки. И жертвы. Но… есть шанс. Шанс разорвать связь и отправить… это… обратно, откуда прибыло. Но предупреждаю, Акунин, будет больно. И тебе, и… ему.

Боря нахмурился:

— Больно? А поподробнее можно? Что за обряд? И какая жертва нужна? Курицу резать будем? Или козу? У меня на примете есть два говнюка, которые девку поиметь пытались… там никто их искать не будет.

Баба Зина усмехнулась:

— Жертва не животная. Жертва духовная. Потребуется твоя воля. Твоя память. И… конечно, пять тысяч рублей. А обряд… увидишь. Если согласишься, конечно.

Боря явно задумался. Тут и я понимал, что сумма, видимо, не маленькая.

— Ладно, — сказал он после непродолжительной паузы. — Где гарантии, что поможет?

Баба Зина расхохоталась, обнажив редкие, почерневшие от времени зубы:

— Гарантии? Какие тебе гарантии, милок? Я что, в банке работаю? Или в страховой компании? Либо веришь, либо нет. Выбор за тобой. Но помни, время уходит. С каждым днём связь крепнет. И потом… может быть поздно.

— Ладно, уговорила, — сказал он, доставая из кармана потертого кошелька несколько мятых купюр. — Вот тебе аванс. Две тысячи. Остальное — после обряда. Если, конечно, поможет.

Во дурак. Кому он верит? Да ещё и деньги даёт?

Понимая, что тут не будет ничего интересного, я закрыл глаза. Спать не решился, а то фиг его знает, что бабка удумает. Так, подглядывал через щелочку век, да сопел.

Баба Зина взяла деньги, не пересчитывая, и спрятала их в карман своего балахона. Затем она подошла к окну и выглянула на улицу:

— Я тебе дам масло, выдержанное на смертельной ягоде. Нарисую на твоём лбу руны, и тогда… надо будет подождать сутки. Не больше. Моя магия подействует, и ты разрушишь связь с этим младенцем!

Боря нахмурился.

«Ты реально на это купился? — я искренне негодовал. — Боже мой! Масло на лоб? Руны? Звучит как-то… дико. Ты этого не понимаешь?»

— Ладно, давай своё масло, — сказал он, — Только без фокусов. Если после твоего масла я превращусь в козла, пеняй на себя.

Всё, я понял. Он непробиваемый. Такой же деревянный, как и стул, на котором я «лежал».

Баба Зина усмехнулась, достала с полки маленький пузырёк с мутной жидкостью и протянула его Боре. Затем она взяла уголёк из печи и нарисовала на его лбу несколько странных символов.

— Всё, теперь жди, — сказала она, — И не вздумай смывать масло. Иначе ничего не получится.

Когда Боря потрогал лоб, до меня донёсся аромат этого масла. От него просто несло чьими-то…

— Как кошка обоссала, — закончил мою мысль Борис. — Так, я что-то ничего не понял!

Он резко вскочил и рванул куда-то из комнаты. Как я понял, в туалет. Бабка же усмехнулась и пробормотала, понимая, что никто её не слышит. Ну, кроме меня. Я же никому ничего не расскажу.

— Кошка, кошка. Придурок. Это смородина так пахнет, когда её долго готовишь, — затем она повернулась ко мне. — Чем же ты так зашугал этого балбеса, что он аж ко мне припёрся?

Не знаю почему, но меня охватила злоба. Эта старая дрянь ведь разводила людей с проблемами.

Старуха тем временем продолжила насмехаться. Но не только над Борей, но и над остальными:

— Приходите все, со своими выдуманными проблемами. И думаете, а чего это не получается вас спасти…

Я смотрел на неё и не мог понять, как такие люди живут на свете? Ладно Боря, он хоть и тупой, но не злой. А эта… эта же просто питается чужим горем.

«Да пошла ты! — подумал я. — Ничего у тебя не выйдет».

Но вслух, естественно, ничего не сказал. Лежал, дальше изображал младенца. Улыбался беззубым ртом, да пускал слюни.

И не только…

Через мгновение карты на её столе сами по себе поднялись в воздух. Бабка это заметила, но не сразу, а когда они уже подплыли к её затылку.

Я пребывал в триумфе. Хоть поддерживать карты в полёте было сложновато. Нужно было сосредотачиваться на всём и сразу…

Старуха попыталась обернуться, но карты ускорились, и прежде чем она успела что-либо предпринять, обрушились на её голову градом острых углов и шершавых рубашек.

Бабка взвизгнула, замахала руками, пытаясь отбиться, но карты, словно живые, преследовали её, пикируя и царапая. По комнате разнеслись звуки рвущейся бумаги и приглушённые ругательства.

Я ликовал.

Вот тебе, старая ведьма! Получай за обман и паразитирование на чужой беде! Пусть знает, что не всё так просто.

Впрочем, долго я удерживать карты не мог. Силы мои были ограничены, да и сосредоточиться на одной цели, когда вокруг столько всего интересного, оказалось непросто.

Карты стали опускаться, теряя скорость и траекторию, пока наконец не рухнули на пол, засыпав собой бабку.

Она, завывая и причитая, пыталась выбраться из-под завалов бумаги, но я решил не останавливаться на достигнутом. Мой взгляд упал на полки, уставленные склянками и банками.

«А почему бы и нет?» — подумал я, сосредотачиваясь на одной из банок, наполненной какой-то мутной жидкостью.

Она, словно по волшебству, приподнялась в воздух и, описав дугу, полетела прямо в голову бабки.

Звук разбивающегося стекла и зловонная жижа, окатившая старуху с головы до ног, ознаменовали новый этап моего маленького бунта.

Баба Зина взвыла ещё громче, пытаясь вытереть с лица мерзкую субстанцию. Я не собирался останавливаться. Банки и склянки, словно по команде, начали взлетать с полок, обрушивая всё своё содержимое на несчастную гадалку. В комнате воцарился хаос и полный беспредел.

Но силы всё же иссякли. Больше я ничего не смог поднять. Это, впрочем, хватило.

— Сын са…са…са…сатаны! — она указала на меня дрожащим пальцем, быстро перебирая ногами, двигаясь ползком к стене. — Ты… ты…

Она достала где-то из закромов своей ужасной одежды самый обычный крестик и выставила его перед собой, бормоча непонятные слова.

В этот момент в комнату ворвался Боря, злой как бык, с красными глазами и мокрым лицом.

Видимо, отмывался от вонючего масла.

— Бабка, ты