«Экспорт революции — это чепуха». Сталин и Коминтерн

Мероприятия в приграничной полосе Союза ССР, о которых мы рассказали в предшествующей главе, прямо затронули деятельность такой далекой, на первый взгляд, от этой сферы организации, как Коммунистический Интернационал (Коминтерн). В декабре 1935 г. Политбюро приняло решение закрыть так называемые особые переправы на границе для компартий Польши, Западной Украины и Западной Белоруссии, функционирование которых обеспечивалось Наркоматом внутренних дел СССР. В глазах советского политического руководства теперь они воспринимались как каналы проникновения в Советский Союз шпионов и диверсантов. Впрочем, закрывались они не навсегда. Один из руководителей Коминтерна Д.З. Мануильский в начале января 1936 г. предложил использовать эти «особые» или «зеленые» переправы «в каждом отдельном случае по специальному разрешению ЦК ВКП(б)»[1560].

Деятельности Коминтерна как инструменту внешнеполитического влияния в 1930-е гг. Сталин по-прежнему уделял серьезное внимание. В 1929–1933 гг. в политике Коминтерна произошел сдвиг в сторону левого радикализма. Это произошло, судя по всему, под влиянием мирового экономического кризиса и надежд на то, что ухудшение экономического положения народных масс приведет в конечном итоге к «штурму капиталистических порядков». Сталин не избежал этого «увлечения». В эти годы будет не просто подтвержден курс на разрыв с социал-демократией, но и начнется шельмование ее как «социал-фашизма». В апреле 1931 г. Сталин внес правку в проект тезисов XI пленума ИККИ о задачах секций Коминтерна «в связи с углублением экономического кризиса и нарастанием в ряде стран предпосылок революционного кризиса». Своими поправками он усилил критическую направленность тезисов по отношению к социал-демократии, которая, по его мнению, помогает капиталу «подавить сопротивление масс фашизму», а сам II Интернационал, объединявший социал-демократические партии, «превратился в ударную бригаду мирового империализма, готовящего войну против СССР»[1561].

Рубежом в программной и тактической деятельности Коминтерна стал 1933 г., когда в Германии пришли к власти национал-социалисты. Выработка антифашистской стратегии потребовала времени. В апреле 1933 г. исполком Коминтерна по согласованию со Сталиным разослал центральным комитетам компартий директивы с призывом «усилить кампанию против 2-го Интернационала» и его секций, которые «срывают борьбу с фашизмом», и рекомендацией «апеллировать непосредственно к членам с.-д. партий и рабочим массам»[1562]. Лишь начиная с 1934 г. советское руководство, а вместе и с ним и руководство Коминтерна повернут к политике единого рабочего и широкого народного фронта, откажутся от третирования социал-демократии.

Судя по всему, в этот период Сталин активно переосмысливает определенные политические установки. В марте 1936 г. в уже цитировавшемся интервью американскому журналисту Р. Говарду он заявил: «Экспорт революции — это чепуха. Каждая страна, если она этого захочет, сама произведет свою революцию, а если не захочет, то революции не будет»[1563]. Это заявление, рассчитанное на внешнего потребителя, вероятно, можно все же рассматривать как итог поиска завершающего элемента сталинской концепции строительства социализма в отдельной стране. Почти абстрактная отдельно взятая страна начала 1920-х гг. к этому времени стала не просто «социалистическим отечеством», но и приобрела зримые очертания великой державы, на построении которой и следовало сосредоточить основные усилия.

Г. Димитров, возглавивший Коминтерн в 1930-е, в своем дневнике записал тост Сталина на праздничном обеде у Ворошилова 7 ноября 1937 г.: «Русские цари сделали много плохого. Они грабили и порабощали народ. Они вели войны и захватывали территории в интересах помещиков. Но они сделали одно хорошее дело — сколотили огромное государство, — до Камчатки. Мы получили в наследство это государство… каждый, кто пытается разрушить это единство социалистического государства, кто стремится к отделению от него отд[ельной] части и национальности, он — враг, заклятый враг государства, народов СССР. И мы будем уничтожать каждого такого врага был [будь] он старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью. Каждого, кто своими действиями и мыслями, да и мыслями, покушается на единство социалистического государства, беспощадно будем уничтожать. За уничтожение всех врагов до конца, их самих, их рода!»[1564]

Члены Президиума и Секретариата Исполкома Коминтерна, избранные на VII конгрессе. Стоят слева направо: финский делегат О.В. Куусинен, чехословацкий делегат К. Готвальд, германский делегат В. Пик, делегат от СССР Д.З. Мануильский; сидят: генеральный секретарь ИККИ Г.М. Димитров, итальянский делегат П. Тольятти, германский делегат В. Флорин, китайский делегат Ван Мин

20 августа 1935

[РГАСПИ. Ф. 494. Оп. 2. Д. 55. Л. 1]

Иллюзии о возможности скорой мировой революции к этому времени уже давно рассеялись. Еще в июне 1930-го в политическом отчете ЦК XVI съезду партии Сталин перевел дискуссию о возможности построения социализма в одной стране в новое качество, фактически отвергнув основные постулаты большевизма и квалифицировав их как буржуазные по существу. Он заговорил теперь о «буржуазном отрицании возможности построения социализма в нашей стране, прикрываемом «революционной фразой» о победе мировой революции»[1565].

Г.К. Орджоникидзе, М.И. Калинин, К.Е. Ворошилов, В.М. Молотов и И.В. Сталин в группе делегатов XVI съезда ВКП(б)

26 июня — 13 июля 1930

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1658. Л. 7 об.]

Соответственно переосмысливались роль и статус Коминтерна. Нарком иностранных дел Г.В. Чичерин в переписке со Сталиным не раз обращал его внимание на очевидные противоречия интересов СССР и компартий, входивших в Коминтерн, с их неизбывным стремлением к мировой революции. Так, в июне 1929 г. он обратил внимание Сталина на результаты компартий на выборах в ряде крупнейших европейских стран, квалифицировав их как «ничто». «И этому, — задался вопросом Чичерин, — надо принести в жертву беспримерно колоссальный факт создания СССР, подрывать его положение… «Ставка на нуль» — изумительно!»[1566] Эта критика Чичерина прямо указывала Сталину и на противоречия во внешней политике Москвы, которая по линии Наркоминдела была направлена на становление и развитие связей с капиталистическими странами, но одновременно по линии Коминтерна — на плохо маскируемый подрыв политических режимов этих стран, что не могло не осложнять взаимодействия СССР с окружающим миром на международной арене. Провал неоднократных попыток со стороны большевиков спровоцировать революции в странах Запада приводили к выводу о контрпродуктивности подобной политики. Секции (то есть компартии) Коминтерна следовало превратить из «ударных бригад» революции в инструмент «мирного» политического влияния. Постепенно (и вполне закономерно) «всемирная партия из Москвы» превращалась в «иностранный отдел» ВКП(б), обслуживающий интересы единственного в мире социалистического государства.

Новое время выдвигало новые задачи и формировало их новую иерархию, что, в свою очередь, требовало новых исполнителей — без претензий на собственные теоретические открытия и самостоятельный политический курс. Уже в октябре 1934 г. Сталин поддержал решения Г. Димитрова «насчет пересмотра методов