Анна Броновицкая, Николай Малинин, Юрий Пальмин
Ленинград: архитектура советского модернизма, 1955–1991
Справочник-путеводитель
Авторы Анна Броновицкая, Николай Малинин
Специальная фотосъемка Юрий Пальмин
Научный консультант Вадим Басс
Редактор Ольга Дубицкая
Корректор Антон Парамонов
Дизайн ABCdesign
Дизайн-макет и верстка Дмитрий Мордвинцев Светлана Данилюк
Карты Дарья Горячева
Отрисовка планов Елизавета Мордвинцева
Подготовка к печати Анастасия Агеева Татьяна Борисова Дарья Горячева Светлана Данилюк Екатерина Панкратова
© Анна Броновицкая, Николай Малинин, текст, 2021
© Юрий Пальмин, фотографии, 2021
© Музей современного искусства «Гараж», 2021, 2023
© Фонд развития и поддержки искусства «Айрис» / IRIS Foundation, 2021, 2023
© ABCdesign, макет, 2021
Мы старались найти всех правообладателей и получить разрешение на использование их материалов.
Мы будем благодарны тем, кто сообщит нам о необходимости внести исправления в последующие издания этой книги.
На обложке: Гаражный кооператив «Василеостровец»
На контртитуле: Гостиница «Прибалтийская»
На с. 48: Дом на ножках на Новосмоленской набережной
От авторов
Каждая книга этой серии начинается с извинений. В этой они особенно актуальны: да разве могут дети юга (а тем более — москвичи) написать книгу о Петербурге?
Конкуренция между главными городами есть во многих странах мира (Нью-Йорк и Вашингтон, Амстердам и Роттердам, Монреаль и Торонто), но в России борьба (да и чего уж там скрывать — вражда) между Петербургом и Москвой давно превратилась в культурный и политический феномен.
И, конечно, любой петербуржец скажет вам, что москвич не только ошибочно считает поребрик «бордюром», а парадную — «подъездом», но что он в целом грубее и вульгарнее; тогда как там, в «культурной столице», каждый забулдыга знает, что «гастроном на улице Ракова был построен зодчим из Кракова», а каждый ребенок отличает «ампир от барокко, как вы в этом возрасте — ели от сосен».
Ревность и зависть петербуржцев к москвичам (и из-за того, что столица уехала, и из-за того, что «все деньги в Москве») ничуть не притупляется благодарностью — за то, что именно благодаря Москве Петербург и сохранился. Не только в 1930-е, когда Москву превращали в «столицу коммунизма», но и в 1960-е, когда на волне светлых вроде бы оттепельных порывов Москву выпрямляли и корежили.
В этом смысле выбор Ленинграда как героя книги из этой серии немного странен. Архитектура советского модернизма здесь не такая яркая и острая, как в Москве (или Алма-Ате, о которой была вторая книга серии). Не эта архитектура определяет лицо города, а в центре Петербурга ее и вовсе чуть. Когда же она там, она отчетливо компромиссна.
Это, конечно, общая черта советского модернизма — его постоянная оглядка, робость и даже страх, так заметно отличающие его от модернизма мирового. Что, вроде бы, нетрудно объяснить, апеллируя к историческому контексту. Сбросив Сталина, страна не отказалась от Ленина — поэтому, как половинчаты ее порывы к обновлению, так половинчата ее архитектура. Что точно зафиксировал Сергей Довлатов: «Оказались мы в районе новостроек. Стекло, бетон, однообразные дома. Я говорю Найману: „Уверен, что Пушкин не согласился бы жить в этом мерзком районе“. Найман отвечает: „Пушкин не согласился бы жить… в этом году!“»[1] Но именно Питер выводит эту тему на онтологический уровень — как борьбу не только оттепели со сталинизмом, но как конфликт места и времени, прогресса и культуры, старого и нового — которые определяют архитектуру везде и всегда.
И если с точки зрения прогресса мы видим недостаточность, робость, вялость ленинградских зданий 1960–1980-х, то с точки зрения культуры, памяти, традиции — наоборот, имеем феномен уважительности, сдержанности, благородства.
Вот, например: в здании Дворца спорта «Юбилейный»{18}[2] впервые в СССР применяется вантовое покрытие. Но это, во-первых, никак не прочитывается во внешнем его облике, напоминающем скорее классицистскую ротонду, а во-вторых, тут применено именно оно (а не привычный и проверенный купол) только ради того, чтобы сделать здание как можно ниже и тем нанести как можно меньше ущерба исторической застройке.
Это не значит, что в Питере не сносили. И в этой книге, в частности, есть два объекта, построенных на месте свежесломанных церквей. А вообще «немецкими бомбами, — пишет петербургский литературовед Самуил Лурье, — уничтожено меньше архитектурных памятников, чем обыкновенными постановлениями Ленгорисполкома»[3]. Настоящей же «катастрофой для города стал массовый капитальный ремонт, — добавляет историк города Наталия Цендровская. — Практически ни одно здание, прошедшее капитальный ремонт, не сохранило в полном объеме декор фасадов. Что уж говорить про интерьеры».
Но все-таки здесь не было таких катастроф, как в Москве с Арбатом, а «единственное место в городе, которое стерли с лица земли, это Госпитальная слобода. Начали с музея Пирогова под гостиницу „Ленинград“, а дальше снесли до Сахарного переулка почти все»[4].
Но характерно, что чаще зданию гостиницы{25} ставят в вину не эти утраты и даже не то, что оно «не вписалось» в место, а именно его собственную застенчивость. Встав на такой же важной стрелке, что и Биржа, оно не стало ее достойной соперницей — вот что на самом деле удручает петербуржца. Потому что именно сильные смелые жесты и были традицией города, начиная с самого его основания (которое само по себе — модернистский жест). Глядя на Петербург сквозь призму модернизма, мы с изумлением обнаружили, насколько радикальны в своем новаторстве Адмиралтейство и Александринка, Инженерный замок и Кунсткамера, да хоть бы и Домик Петра I — деревянный, но не имевший ничего общего с русской избой! Мы увидели Петербург как город перманентного модернизма и даже хотели в какой-то момент ввести эти объекты в книгу отдельными текстами, но решили, что так она станет слишком похожа на обычный путеводитель. А может быть, испугались, что модернизм Росси и Воронихина затмит модернизм Жука и Сперанского…
Ленинград оказался плохим плацдармом для утверждения советской архитектуры. Два века существования его в качестве столицы обеспечили
