— Понравиться. — Тихо, с ухмылкой сказал учитель, смаргивая лишнюю влагу.

— Ну ладно, она спит, что ты там хотел посмотреть? Мы особо никогда не проводили время вместе, я не знаю, какие жанры ты любишь. — Она отвела глаза и встала, перекладывая спящее животное к себе на кровать.

— Давай вместе выберем. — Хенгер взял сожительницу за плечи, сжимая пальцы. Старался делать это не сильно, но в этот момент очень плохо себя контролировал.

— Давай. — Сердцебиение вновь учащалось. Его прикосновения, взгляд, лицо… его тепло. Не хотелось себе в этом признавать, но все это сводило с ума, как и его дыхание. Прерывистое, тяжелое.

Резко подавшись вперед, он впился в ее губы своими, сильно, и даже немного больно, напряженными руками гладил светлые, короткие волосы, вдыхая тот самый запах, подавляя в себе желание облизывать бледную, тонкую шею. Иида раскрыла глаза, но тут же их радужная оболочка частично скрылась под пергаментными веками, довольно тонкими, синеватыми. Темные, дрожащие ресницы ловили случайные потоки воздуха, пока влажный язык во рту давил и прижимал другой. Он чувствовался горячим, сильно, местами, невыносимо.

— Я хочу согреть тебя.

— Боюсь, я растаю. — Юрала отвернула голову, скрывая едва заметную, смущенную улыбку. — Учитель-извращенец.

— Тем лучше. Пока жила на улице, ты чуть не замерзла насмерть, чуть не убилась после падения в приюте. Вообще не хочу выпускать тебя на улицу, хотя бы следующие пару дней. Грейся со мной.

— Ну… ладно. Если ты позволишь… погреюсь.

— Позволю? — Он странно улыбнулся и закатил глаза. — Я прошу тебя об этом. Иди сюда. — Мужчина, напрягшись, стиснул ее у себя в объятьях еще сильнее, подавляя очередной приступ возбуждения.

В вечерней тишине медленно загорались далекие фонари. Из окна, да еще и с мягкой, удобной кровати они казались плавающими огоньками, что парили в одиноком вакууме городских строений. Звезд из-за этого было не разглядеть, как и мелких облаков, иногда заслоняющих их свет. Город поглощал, приковывал внимание, завораживал. Даже наводил легкую дремоту, отчего веки слипались сами, тут же перемещая в страну грез. Сон здесь может быть длинным и очень, очень сладким.

Теплые руки обнимали прохладное тело в тонкой, хлопковой, ночной рубашке, иногда гладили, а иногда накидывали одеяло, и поправляли подушку под неаккуратно лежащей головой. Иногда бормотание, иногда тихие звуки мягкого женского голоса вызывали счастливую, довольную улыбку. Иногда звезды сыпались с неба. Иногда фонари на улицах мерцали.

Нелюбимый предмет любимого учителя

«Я всегда привыкла быть одна, и рассчитывать только на себя. Такой расклад даже казался привлекательным, ведь становишься сильнее чем все остальные, выносливее. Непробиваемее. Немного непривычно чувствовать чужое тепло, такое знакомое и нежное. Видеть улыбку человека, любви которого ты хотел больше всего. Больше, чем любви родителей, всех, вместе взяты. Любви. Ласковой. Понимающей. Пошлой. Сумасшедшей. Он любит странно, осторожно, но навязчиво. Так, как мне хотелось. Возможно даже больше, ибо я никогда не мечтала о взаимности — устала разочаровываться, устала бояться не оправдать чьих-то ожиданий. Его взгляд прожигает меня изнутри, через чур заботливый, внимательный. Желающий. Человек, который хочет называть себя моим мужем. Человек, в которого я без памяти влюбилась при самой первой встрече.»

Духота концентрировалась в воздухе, солнце после обильного весеннего дождя сделало климат невыносимым, а скачки температуры от пятнадцати до сорока двух градусов удивляли даже гидрометцентр. Обычно погода мая куда более плотная и размеренная, но в этом году что-то явно шло не так. Возможно, озоновые дыры, возможно, глобальное потепление…

Закинув на плечо сумку, Юрала устало зевнула. Лучи слепили столь сильно, что серые зрачки превратились в точки, и визуально практически исчезли. Белая блузка, что отражала от себя свет, никак не помогала, как и короткая серая юбка. Должно, в общем-то, проветриваться, но не проветривалось. Остановившись у знакомого дома, студентка без зазрения совести плюхнулась на низкий бордюр, вытянув ноги.

— Опять грязь собираешь? — Сзади послышался добрый, женский смех.

— Ния! Я устала на жаре стоять, еще минута, и я потеряю сознание, серьезно. — Она театрально запрокинула голову, закатив при этом глаза.

— Ну все, хватит так делать, а то и вправду плохо станет. Идем! Там, наверно, Иэн заждался.

— К третьей паре хорошо ходить, но я все равно не выспалась.

— Хотя бы встала без опозданий… ладно, идем! — Фарлоу любила солнце, и такая погода никакого дискомфорта ей, по сути, не доставляла. Даже мелкие потинки на переносице были скорее в радость, ведь лето почти настало.

Асфальт нагревался и плавился, однако никто, кроме Ииды не ходил по нему босиком, и то, пока никто не видит. Блейк, уже отчаявшийся ждать своих подруг, оперся на горячий фонарный столб, стараясь впасть в состояние гибернации. Однако, как только девушки показались на горизонте, резко встряхнулся и оживился.

— Что такие несчастливые лица? В академии прохладнее, есть смысл торопиться. — Парень ухмыльнулся, показательно надев солнечные очки. — Рал, ты обгорела?! Похожа на окорок, тебя сегодня не подвозит декан?

— Он уже две пары как на работе, хотя в машине сейчас тоже невыносимо. Душно даже с кондиционером… ненавижу жару. Помру, пока приползу на лекции.

Друзья рассмеялись, и медленно пошли в нужную сторону. Времени в запасе было достаточно, а быстро идти в такую погоду означало прийти мокрым и с жуткой головной болью от закипающей в теле крови.

Академия действительно была более холодной, как и любое другое здание в городе в силу законов физики и, иногда, химии. Проблемные подростки собирались у кабинета, как обычно крича друг на друга по незначительным причинам, бесконтрольно злясь и недоуменно ворча, когда патрульные делали им замечания. Скалились в камеры, словно обезьяны, закатывали глаза, глядя в табель своих баллов. Каждый здесь считал себя опасным, злым, но при этом кто-то даже хотел исправиться. А кто-то получал от этих мыслей садистское удовольствие.

Декан появился минута в минуту. Лениво окинул взглядом группу, отпер аудиторию, впуская нестабильных молодых людей внутрь. Иида чесала голову, грустно повторяя про себя формулы, которые так не хотели запоминаться. Из-за жары нагрелся даже стол, но если Фарлоу было