Фабиус замолчал и подвинул стопку с рябиновой Борну.

Ну о чём тут было спорить? Демон и сам видел Дамиена, от того и сказал, что душа его умерла. Он-то врать не умеет.

— Так было написано в ваших книгах? — уточнил Борн. — Что жёны магистров умирают, родив нового мага?

— Да, но это не снимает с меня вины, — отмахнулся магистр.

— А воспитание? — аккуратно напомнил демон.

О воспитании они всегда много спорили. Фабиус, как упрямый осёл не желал признавать очевидного: сына-то он как надо не воспитал. Ладно бы, если не смог, но ведь и не пытался.

— А что — воспитание? — отмахнулся магистр и сейчас. — Как бы я смог воспитать его душу? Душа эфемерна, она не подчиняется смертным. Вечно ты коришь меня таким пустым и никчёмным убийством времени, как воспитание. Как будто кто-то воспитывал меня самого!

— У тебя была любящая мать, ты рассказывал, — не согласился демон.

— Она тоже умерла. Рано.

— Но не сразу, — парировал Борн. — Ведь ты ее помнишь!

Фабиус сердито нахмурился, вцепился пятернёй в бороду и дёрнул так, точно хотел оторвать.

— Ты хочешь сказать, что я сам его воспитал таким? Своего сына? И виноват только я? Я сделал с ним что-то такое, что душа его осатанела?

— Я не уверен, — признался Борн. — Это гипотеза. Но мы могли бы… проверить её.

Он сказал это наудачу, зная любовь Фабиуса к наукам, и угадал.

— А как? — сразу заинтересовался магистр.

Как ни страдал Фабиус от боли и воспоминаний, он очень соскучился по научной работе.

— Позволь, я повременю с этим разговором? — схитрил Борн, понимая, как трудно ему будет убедить магистра, когда он узнает, ЧТО это за гипотеза. — Нам сначала нужно ещё кое-что обсудить.

Фабиус посмотрел на него с недоумением: что могло быть важнее науки?

— А что мы ещё не обсудили? — спросил он.

— Мы не обсудили наше возможное будущее. Ты говорил с Сатаной, маг. Как ты считаешь, что он предпримет следующим шагом? Ведь Безликий не успокоится, не в его это духе. Сатана скучает в аду и всё время выдумывает для себя новые забавы.

— А уверен ли ты, что Сатана — настоящий хозяин ада? — вдруг спросил Фабиус.

— А с чего тебя вдруг взяли сомнения? — удивился Борн. — Сатана владел адом всегда…

— Или столько, сколько ты себя помнишь? — хитро сощурился магистр.

— Ну, можно сказать и так, — нехотя согласился Борн.

Никто из знакомых Борна не жил так долго, чтобы помнить наверняка, всегда ли Сатана владел сущими и считался их отцом и покровителем.

Жители ада были, конечно, бессмертны. Потенциально. Но от безделья и скуки они усыхали и развеивались.

— Сатана проговорился о чём-то, когда был в Йоре? — осенило Борна.

Фабиус кивнул.

— Не в лоб… Но из разговора с ним я понял, что Многоликий бесплоден. Он так ухватился за воссоздание моего сына, так хотел меня уязвить, что затратил неимоверные усилия. И я подумал тогда: а где у него свои сыновья? Если он создал ад, то почему не может создать и сына, плоть от собственной плоти? Не попади ему душа Дамиена, он бы не сумел спародировать человека.

— И ты ему это сказал? — поразился Борн. — Сказал Безликому, что он бесплоден?

— Ну да, — охотно кивнул Фабиус. — Так и сказал. И ты прав — Безликим его называть правильнее. Ведь даже своего лица у него нет. Он просто старый холощёный козёл.

Борн подавил нервный смешок.

— Представляю, как он зол. Нам долго теперь придётся тайком пробираться в ад.

— А что нам там делать? — удивился Фабиус. — Пусть Сатана сам жарится в своей преисподней.

Борн задумался. Ему-то как раз было, что делать в аду. Он хотел сына от Ханны, а для этого ему нужна была лава.

Кастор, конечно, сумел зачать сына каким-то иным путём, но его опыт нужно сначала изучить.

А повторить? Да выйдет ли? Чёрт не демон.

Вернее всего было сделать так, как рассказывал Зибигус: принести кровь двоих и опустить в лаву. Тогда у младенца будет сильная душа сущих — средоточие огня. А родится он от женщины.

Демон вздохнул, вспомнив, что он теперь не совсем одинок. Что есть ещё Хел…

Но с этим мальчишкой всё было очень непросто.

Борн ничего к нему не испытывал. Никаких родственных чувств.

Теперь он понимал, что привязанность к Аро воспитал в себе сам. Воспитал тем, что вырастил мальчика из крошечного кусочка лавы. Что год за годом заботился, учил, играл.

А Хел…

К нему надо было присмотреться сначала. Привыкнуть, как к чужаку, что вдруг является в твой дом и заявляет: он кровь от твоей крови.

В аду родители не очень-то признают детей, пока те не находят способ доказать родителям, что и сами чего-то стоят. Таковы адские нравы.

И Борн с удивлением обнаружил, что привычная мораль давит и на него, заставляет присматриваться и ждать, как покажет себя мальчишка.

Скорее всего, Хел и в самом деле был зачат в один день с Аро, книга-то признала его, но…

А что если душу и в самом деле надо воспитывать? И точно так же — средоточие демонического огня?

— Чего это ты загрустил? — спросил Фабиус. — Давай-ка нальём ещё по одной!

— Давай, — согласился Борн. — И вернёмся к гипотезе о воспитания души. Что, если душа и в самом деле приходит в наш мир из неведомых странствий и нуждается в воспитании?

— А как будем проверять? — спросил Фабиус.

В саду вдруг сделалось шумно: зазвучали голоса, смех. Студенты закончили учёбу и отправились на обед толпой.

Шли они как раз мимо фонтана, рядом с которым сидели невидимые магистр и демон.

Засидевшиеся Диана и Малко побежали до столовой на перегонки. Хел чинно шёл следом, не спуская с девушки глаз. Он радовался каждой минуте вместе.

— Ты должен изучить, как влияет воспитание на такое вот стадо баранов, — усмехнулся Борн. — Мой преподаватель магии погиб, защищая этих детей. Мне нужен новый.

— Ну не я же! — возмутился Фабиус.

— А кто? — нахмурился демон. — После того, как от тебя сбежал сам Сатана, вряд ли я найду более сильного мага! Я хочу, чтобы ты именно преподавал в академии! Мне больше некого попросить об этом!

Демон изобразил максимальную решимость, и Фабиус вытаращил глаз: «Он? Затворник и учёный? Преподавать?»

— Зато у тебя будет шанс проверить, можно ли воспитать из этого отребья достойных правителей мира! — настаивал демон. — Ты не уберёг сына, так дай миру ещё сыновей?

Борн приводил ещё какие-то аргументы, но маг молчал. Он теребил бороду и