Следующие две недели пролетают быстро. Все свободное время я вишу на телефоне с Сережей. Несколько раз мы вместе ужинаем. Ездим кататься на лыжах, правда, снова с друзьями.

Сейчас он собирается в командировку в Новосиб, шлет смешные фотографии, как его кот все время лезет в чемодан, мешая паковать вещи.

Единственное, что меня немного напрягало все это время — это всеобщее восхищение Ветровым. Я не настолько прекрасный человек, чтобы самоотверженно радоваться успехам бывшего мужа. Восторги по поводу его работы раздражают.

Все наши хирурги, даже лучшие, за это время успели постоять у него на крючках.

Я, конечно, не завидую такой ответственности — каждый из них ждал, что Ветров ошибется, налажает, сошьет криво. И в глубине души, если честно, я подло хотела чего-то подобного, хотя и гнала от себя эти мысли.

Я на дежурстве, на часах начало первого ночи.

«Твой кот просто не может без тебя», — пишу Сереже.

«Я бы больше хотел, чтобы ты не могла».

Мешкаю. Печатаю нежности, стираю, снова печатаю. Мне нравится этот флирт, но я по-прежнему тщательно подбираю слова при общении с этим человеком, хотя в прошлый раз в машине мы зашли довольно далеко.

— Полина, иди мойся. — В сестринскую влетает Софья Ашотовна, ее глаза горят огнем.

Подскакиваю с места. Девочки тоже вздрагивают.

— Во вторую, к Ветрову, там тяжелая сочетка!

Я знаю. Авария. Первая бригада сделала операцию на брюшной полости, затем тут же включились травматологи, которые уже были в полной боевой готовности.

— Так очередь Алисы была…

— Он ее выгнал. Быстро мойся. Что стоишь?!

Бросаю жалобный взгляд на Веру.

— Можно я? — Подруга делает шаг вперед, самоотверженно кидаясь на баррикады.

— Там по части Полины, я не могу больше рисковать.

Киваю. Срываюсь с места и устремляюсь к раздевалке, перед глазами поволока, которую стараюсь проморгать.

Как же так? Разве я готова к такому испытанию?

Операция уже началась, нельзя терять ни секунды. Привычные движения — руки знают свое дело. Готовлюсь. На долю секунды через ткань робы я прижимаю теплый крестик к груди, совершаю глубокий вдох-выдох.

Готова. Я много училась и работала над собой, я не опозорю свою наставницу Софью Ашотовну.

— Боже, помоги! — беззвучно шлепаю губами.

А потом захожу в моечную.

В последний момент вспоминаю, что не успела ответить Сереже, телефон так и остался лежать на столе.

Через считаные минуты я толкаю дверь в операционную, и время останавливается.

Глава 5

Полина

Бригада на мгновение отвлекается на меня, но следом все возвращаются к пациенту. Рентгенолог — один из главных людей в травма-операционной — показывает что-то на снимке. Ветров бросает на меня взгляд и произносит спокойно, но четко:

— Быстрее, Поля.

Без раздражения или каких-то прочих негативных эмоций. Это бодрит. Я киваю, подхожу и с пол-оборота включаюсь в работу.

Дальше творится то, что мне хочется назвать магией: время в операционных течет иначе, будто кто-то раскручивает маховик времени, но при этом каждую секунду происходит что-то важное. Прочий мир перестает существовать. Какие-то личные проблемы, физиологические потребности — ничего больше не существует.

Голова мгновенно проясняется, усталость улетучивается — ее просто нет. Ты будто больше не человек, а часть отлаженного механизма. Мы все полностью поглощены процессом, я внимательно слежу за каждым движением своего хирурга, чтобы вовремя подать нужный инструмент, исполнить просьбу.

Напряжение нарастает стремительно. Уже сейчас я понимаю, что никогда в жизни не забуду эту операцию, как и свою первую, и не потому, что в данный момент здесь происходит нечто экстраординарное. О нет, все по плану! Просто… хирург, который сейчас трудится, когда-то давно дарил мне анатомические атласы и цветные карандаши, помогал выполнять задания, объяснял, что непонятно. Я была нулевой. Спустя пять лет мы работаем вместе, бок о бок.

Концентрация предельная. Капельки пота катятся по спине.

Начинается период, который зовется «не до слов». Так бывает, когда маховик времени сходит с ума и минуты превращаются в секунды. Нам их не хватает! Ветров поднимает руку и произносит:

— Зажим.

Тут же подаю нужный, не давая ему закончить, какой именно он хочет. У каждого хирурга есть любимые инструменты, когда работаешь с новым человеком, всегда испытываешь небольшой дискомфорт.

Я угадываю.

Первые два раза он хмурится, словно не понимая, почему я не ошибаюсь, и давая понять, что если налажаю, то будет хуже. Лучше дождаться. Я просто… слежу за его руками и откуда-то точно знаю, что ему понадобится в следующую секунду.

Ветров произносит:

— Пинцет.

Уже специально не уточняет какой, и я подаю. Снова правильно.

Все идет хорошо, и мы чуть-чуть, самую каплю, расслабляемся. Вдохи становятся громче, кто-то переступает с ноги на ногу, чуть разминаясь. Зав бросает на меня взгляд и на мгновение… улыбается. Следом возвращается к работе. Он в маске, но я читаю по глазам.

У меня тут же тахикардия, я тоже не удерживаюсь от мимолетной улыбки и сжимаю зубы, чтобы не дать волю охватившим чувствам. Он мной полностью доволен.

— Сними зажим, — слышу и слушаюсь.

— Ты разве левша? — спрашивает Ветров между делом. В голосе проскальзывают шутливые интонации — сложное позади, можно и отвлечься.

— Я универсальна, Илья Викторович. И так и так умею.

— Ну, вау, — говорит он уже серьезно. — Давайте снимок сделаем. Поля, забей пока иглу.