Стали поговаривать, что место проклято. Своих проклинать было жалко, поэтому начальство принялось искать хирургов на стороне. И вот кого-то нашли.
Надолго ли?
Быстро выбираю контакт Тамары Витальевны, моей соседки. Ей под семьдесят, но если не знаешь наверняка, то дашь не больше шестидесяти. Бодрая манерная женщина. Мы сдружились на почве любви к собакам и прекрасно ладим.
— Доброе утро, не разбудила? — спрашиваю я.
— Поля, ты ведь знаешь, что я всегда встаю рано, — говорит она медленно и громко. — В шесть мы с Бароном уже выходим на первую прогулку.
Барон — это умудренный жизненным опытом пудель, который к нам с Газировкой относится примерно как барин — к своим крепостным. Снисходительно, но в целом доброжелательно.
— Вы бы не могли погулять с Газзи? И покормить ее потом. Я хочу задержаться на работе.
Утром в больнице шумно, сестры готовятся к плановым операциям, каждая по своей специализации. Рук хватает. Это ночью мы, дежурные, — единственные богини. Но бывает, что нам приходится задержаться еще на день. Ничего страшного.
— Да, разумеется. Барон будет в восторге! Не беспокойся, моя девочка. Работай спокойно.
— Спасибо! Не представляю, что бы я без вас делала!
Я счастливо смотрю на Веру, и она радостно сжимает кулачки. Минимум семь суток в месяц мы проводим вместе, бок о бок. Сражаемся рядом с хирургами, стойко переносим тяготы. Поддерживаем друг друга.
Если во время учебы на сестринском я подрабатывала в роддоме, Вера пробилась в БСМП. И при первой же возможности подтянула меня.
Теперь я могу сказать с уверенностью, что ближе подруги у меня еще не было. Да что там подруги — Вера стала мне роднее сестры. Мы даже снимали вместе жилье, пока она не вышла замуж.
Переодеваемся, наносим легкий макияж. Несмотря на все трудности нашей профессии, мы с Верой по-прежнему остаемся девочками, даже на работе. Мне скоро двадцать пять, ей — двадцать семь. Цветные шапочки, разноцветные кроксы. Приветливые улыбки. Мы стараемся привнести в суровый мир хирургии БСМП немного красок. Нашу смену любят, хотя поначалу и относились скептически. Подшучивали, что мы ходим, как по подиуму. Ну и что? Главное, что в оперблоке у нас всегда идеальный порядок. Команды выполняются четко и вовремя. Без нареканий.
Болтая и обсуждая планы на выходные, мы заходим в конференц-зал, занимаем места в первом ряду. Народ уже собирается. Плановые операции стартуют только через час, экстренных, к счастью, нет. Больница шумит от слухов и догадок.
Кто же новый зав? Говорят, хирург от бога. Волшебные руки. Очень строгий и требовательный. Утверждают, что он может не спать пять суток подряд.
— Ну да, неужели?! — поворачиваюсь я к сплетницам. — А я слышала, что у него шесть рук, вместо ногтей — скальпели и третий глаз на лбу!
Мы все смеемся, чтобы разрядить обстановку.
Кто-то слышал, что он долго отказывался, — не хотел переться в нашу глушь. Ему пообещали плюшки и бонусы. Другие, напротив, доказывают, что этот загадочный человек сам выпросил нелегкую, ответственную должность.
Как бы там ни было — важно, чтобы он был без особых заморочек и не мешал нам спокойно работать.
Выходит наш главврач, толкает короткую речь, улыбается. Он любит пошутить — ему кажется, что таким образом он располагает к себе людей. Хотя все знают, как легко этот седовласый мужчина с густыми усами может отчитать и даже прилюдно унизить провинившегося. Поэтому в его мнимую доброжелательность мы не очень-то верим.
В этот раз главный тоже пытается шутковать. Алиса сидит по правую руку от меня и старается не вздыхать особенно громко. Изредка щипает меня за локоть, акцентируя внимание на каких-то отдельных моментах. И я была бы рада ее поддержать, честно, но… я клянусь, что не слышу ни единого слова. Вообще ноль.
В ушах шум. Там плещутся волны, там маленькая восемнадцатилетняя девочка кричит в истерике. Плачет, бьется. Она не может поверить, что жизнь снова к ней так жестока!
Рядом с главным стоит Илья Викторович Ветров. Высокий, статный, суровый. Одно лишь его имя, произнесенное вслух, выбивает из колеи, полосует душу по затянувшимся ранам. По телу пробегает жуткий холодок. Я думала, что больше никогда о нем не услышу.
Ветров изменился. Если раньше он всегда выглядел моложе своих лет, что изрядно мешало его карьере, сейчас этот недостаток канул в Лету. Серьезный взрослый мужчина. Травматолог. Один из лучших.
— …Военный врач… с огромным опытом… в том числе боевым… находка для нашей больницы… — долетают обрывки фраз.
Ветров смотрит на меня. Он не улыбается, но и глаз не отводит.
Мне больше не восемнадцать, и я не собираюсь раскрывать ему свою душу по первому требованию. Поэтому призываю всю выдержку и сохраняю внешнюю холодность. Вера находит мою ладонь и крепко сжимает. Она тоже в шоке.
Хочу встать и закричать что есть мочи: «Ты так и не приехал! Я ждала тебя столько лет, а ты не приехал!» Но вместо этого хмыкаю и отворачиваюсь.
Ветров задвигает речь.
Не плакать. Ни в коем случае не показывать, как на меня действует его присутствие!
Ну почему я сижу в первом ряду?! Какая глупость! Я как на ладони.
Ветров не затягивает со знакомством. Обещает, что мы непременно сработаемся, и отпускает бригады готовиться к операциям.
Чуть позже, уже в коридоре, Алиса восторженно шепчет:
— Новый зав такой красавчик! Кто бы мог подумать?! Совсем не старый. Интересно, сколько ему лет?
— Тридцать пять, — отвечаю я. — Тридцать пять лет, два месяца и девять дней.
— Ого! М-м-м. Понятно! Полька, а вы, часом, не родственники? Он с тебя глаз не сводил. Или однофамильцы?
— Не однофамильцы, Алиса, — вздыхаю я. — Он мой бывший муж.
У Алисы округляются глаза. Вера смотрит с сочувствием.
— Это было давно. Не переживайте, девочки. Мне сто лет нет никакого дела