— Ничего, привыкнет, — пожала плечами женщина. — Все, Анна, твое время вышло, исповедь рыдающей мамани я услышала, свой долг отработала, до созвона через пол года. Пакуй чемоданы Элькиному отродью и всего хорошего.

С этими словами она нажала отбой. Долго смотрела на телефон в своих руках, а потом в криком ярости швырнула его на стол, вскакивая с места и закрывая одной рукой лицо.

5

Дмитрий молча смотрел на Альбину, не говоря ни слова. Его красивое лицо было угрюмым и замкнутым. Как всегда, он машинально водил пальцем по губам, глядя на ходящую из стороны в сторону женщину.

— Так все и оставишь? — наконец, поинтересовался он.

— Ты все знал, да? — круто обернулась она от окна и ее серые глаза потемнели от гнева. — Ты знал, что Эльвира родила? Знал, что ребенок от Артура?

— Да. Мать сказала, — он не стал отпираться, поправляя на руке Hoblot.

— Давно знал?

— С самого начала. Когда она еще к матери переехала, беременная. Мама тогда, помнишь, дом продавала, но жила еще в деревне. Видела и Эльвиру с животом, и то, как Ярослав приезжал. Сроки совпадали, Аль, а измены не было — мы с тобой оба это знаем….

— И мне ты ничего не сказал….

— А что бы это изменило? Ты бы сожалела о том, что сделала на свадьбе? Или…. Аля или возненавидела ее еще сильнее? — он обернулся к ней и посмотрел в упор, не собираясь прятать глаз.

— Моя жалость, Дима, — зло отрезала Альбина, — утекла в унитаз… семь лет назад…. В офисе «Миита-строй». С кровью и душой! И кому как не тебе это знать!

— Но Эльвира этого не знала, Аля! Никто, кроме меня не знал! И нет, я не осуждаю тебя, но я задаю себе один вопрос, единственный: девочка сейчас в чем виновата? Она потерла мать…. Давай будем честными, и ты и я уже справки навели: у Эльвиры нет шансов…. Вообще ни на что! Она фактически сирота, потому что мать — овощ! В прямом смысле слова! И не ври мне, что ты не узнавала, знаю, что знаешь! Она ходит под себя и так и будет дальше, сколько бы бабла не влили Анна или ты, или Ярослав. Девочка пойдет в систему. Анна не сможет стать опекуном: у нее возраст, инвалидность, старый дом и полная бесхребетность. Она разве что и могла всегда хорошо, так это перекладывать ответственность на других!

— Ярослав заберет ублюдка, только и всего, — скрипя зубами ответила Альбина.

— Ярославу дела нет до девчонки! Он сбагрит ее на мамок-нянек. Она его не знает, а Анну знает и любит. И Анна, при всей ее глупости, девочку обожает. Она все эти годы рядом с ней была…. Она ее на руках вынянчила, выкормила. Она ей матерью была намного лучшей, чем вам обеим.

Альбина пораженно смотрела на друга.

— Ты все это время…. Дима…. Ты ее до сих пор любишь? — вдруг вырвалось у женщины. — Даже после предательства? Даже после….

Ярославцев взгляда снова не отвел.

— Твою мать…. Дим, ты ебанулся? Вокруг тебя сотни умных, красивых женщин, а ты до сих пор любишь эту проблядь, которая никогда тебя ни во что не ставила? — она всплеснула руками, не зная то ли смеяться, то ли плакать.

— На себя посмотри, — буркнул он, потирая лицо.

— Я. Не. Люблю. Артура! — отчеканила Альбина, выделяя каждое слово и с силой шлепнула по столу ладонью. Дорогое кольцо коснулось поверхности с глухим стуком. — Мне. Плевать. На. Анну! Мне. Плевать. На. Этого ребенка! И я не влезу в спор с Ярославом из-за этих…. Хочет новую игрушку — пусть забирает! И не благодарит!

Дмитрий медленно поднялся из кресла — движение было спокойным, но в этой внешней уравновешенности чувствовалась нарастающая внутренняя буря. Его ладони с тихим, но весомым звуком легли на лакированную поверхность стола, отражая в идеальном глянце дрожание мускулов на предплечьях. Он немного помолчал, словно проверяя собственную решимость на прочность, будто собирался прыгнуть с высоты в бездну, где не было страховки.

— Значит, Аль, — ответил тихо и уверенно, нисколько не пугаясь ее гнева от которого вздрагивали даже ее клиенты — люди богатые и властные. — Влезу я.

Он смотрел на неё прямо, не моргая. Его голос, низкий, без повышения интонации, словно обнажил меч и аккуратно положил его между ними.

В глазах Альбины, цвета ртути, вспыхнул холодный блеск — они напоминали теперь два тонких, наточенных стальных клинка, разрезающих пространство между ними. Атмосфера в офисе, некогда строгом и выверенно спокойном, теперь наэлектризовалась до предела, как перед грозой. Они стояли, разделённые лишь широким, светлым столом для совещаний — безликой границей, на которой шла негласная дуэль.

— Я тебя уволю… — прошипела она, каждый слог звучал, как укус, ядовитый и личный. — Я не поставлю под удар то, что собирала по крупицам семь лет, из-за мелкой тварины…

— Ты забыла, Аля, что сорок процентов компании — мои, — холодно, почти безучастно напомнил он, не двигаясь с места. Он говорил ровно, как хирург, выносящий приговор.

— Ты не посмеешь…

— А ты проверь, Аля… — его голос теперь был ледяным, бледность лица стала почти мертвенной, но это не было признаком страха — это была концентрация. Он не отступал, не сдвинулся ни на миллиметр, словно врос в пол, как бетонная плита.

— Ты… Ты меня меняешь на… На кого? Дима? — голос её предательски дрогнул, — На кого ты готов променять меня, нашу жизнь?

— На совесть! — отрезал он, будто швырнул в неё камень. — И я не собираюсь менять, Альбина. Я люблю тебя больше всех на свете, но я прошу тебя хотя бы съездить и постараться понять, что там происходит. Зачем Ярослав заитересовался ребенком, который все эти годы ему был не нужен? Я бы понял, если бы это сделал Артур, но тот вообще знать не хотел и не хочет про девочку!

Её губы дрогнули, но остались сжатыми. Она смотрела на него, как на чужого человека — на того, кого вчера знала до самой последней привычки, а сегодня не могла распознать. И то, что этот человек, которому она доверяла бизнес, мысли и тайны, теперь ставил ей условия — было равносильно предательству.

— Хорошо… — медленно проговорила она, не отводя взгляда, — Сколько ты хочешь за свою долю?

Раздался внезапный, гулкий удар — Дмитрий с яростью опустил ладонь на стол. Глухой звук, отдающийся в стенах как выстрел, прокатился по офису, заставив дрогнуть даже висящую