— Ладийцы многих удивляют чрезвычайной щедростью, — согласилась Арис.

— О, верно! Я готовлю владыке Тассира повозку даров, которые уже скопились в доме. — Селим как будто вспомнил что-то, и пыл его отмеренно пригас: — Слова людей бывают острые, но внутри каждый желает, чтобы наши земли остались как добрые сестры.

— Ваша миссия очень трудна. Надеюсь, вы успешно в ней продвинулись.

Арис не посмела даже спрашивать, лишь обозначила возможность развернуть затронутую тему. Селима, конечно, пытать не пришлось.

— Вы так радеете о мире! — посмотрел он с восхищением, которым свет не баловал царевну. — Если бы каждая умела этому, мы бы давно согласили вопрос.

— Разве мир не укреплен по вине какой-нибудь из леди?

— Я не смею осуждать вашу кузину, что она желает другой путь, — потупился принц.

Меж лопаток Арис пробежал мороз.

— Неужели государь уже выбрал кого-то?

— Его величество говорил с одной дочерью своей дочери. Она очень юная и легче переменит дом, но сейчас больше желает ехать в Шарлию, — Селим приправил их беседу новой горькой паузой. — О, как мой дух сожалеет о вашем владыке: выбирать, кого вырвать из сердца и отпустить в далекий край!

Холод пуще пробирал вязунью по спине, хотя в зале становилось все душнее от кружения господ. Играли бойкую мазурку, пары веселели, «девичьи слезы» клавесина продолжали дребезжать. Летал атлас, блистали пряжки — а к ее высочеству у дальнего окна подобралась такая страшная минута, что невозможно стало и глотать.

Арис не единожды пыталась говорить с отцом о Тассире, но принуждена была так осторожно плутать, что выясняла лишь губительные для себя детали. Да, царевна Феодора счастливо живет в том процветающем краю. Действительно, южане охотнее идут на компромисс, имея заложников. Вероятно, что переговоры нынче упираются в тупик.

Флавий рассуждал все больше на догадках — посольские дела судили без него — но для запутавшейся в обязательствах вязуньи каждое слово отца звучало подтверждением того, что мягко рисовал посол. Ей нынче вспомнилось к несчастью, что одну из кузин собираются выдать за младшего шарльского принца — брак только обсуждается, но эти связи Ладии не менее важны, чем выгодный мир с необъятным Тассиром. К тому же, говорят, жених кузине в самом деле нравится.

Арис невидяще смотрела на быстрые ноги мелькающих пар.

— А если бы одна из внучек императора вызвалась отправиться сама? — очень ровно спросила она.

«Великолепно!» — посла объяли сладкие мурашки близкой победы. Бабочка вот-вот пристанет к паутине намертво, и надлежало только кратко закрепить успех:

— Прекрасная Арис! Ни в каком случае!

«Теперь ты убедишь меня сама.»

— Отчего? — подняла вязунья голову. — Вы говорили, что для других это не так уж страшно.

— И готов повторить, — шептал посол, чуть слышный за гремящею мазуркой. — Но вы! Его величество не согласится ни за что.

«Конечно, если мы с вами станем его спрашивать.»

— Но это было бы хорошо для всех?

— А для вас? И господин Карнелис — что на это скажет? Поедет за вами быть магом в Тассире?

«Заметьте, наше предложение древеснику осталось еще в силе!»

— Себастьян Базилевич сумеет меня понять.

— И ваш отец?

Арис вдохнула прерывисто — отцу будет очень больно, только и он не дитя.

— Его высочеству не требуется объяснять такие вещи.

Селим ликовал, его едва не выдавало бешеное сердце.

Флавий, осторожный пленник Флавий, дома оглох и ослеп! Он столько взахлеб говорил мальчику-Селиму о склонности ладиек искать венца мучениц, он так тепло цитировал характерное для них «я вас люблю, к чему лукавить, но…» — и дальше следует какая-нибудь форма долга! И этот Флавий не способен заметить, как подобные ростки набирают силу в его дочери?

Что ж! Зато принц был хорошим учеником.

— О, царевна, вы сделаете Тассир еще красивее. Но я не могу поймать ваше случайное слово, это бесчестно.

Арис обретала в каждой фразе больше твердости.

— Если узнает его величество или кто-то из близких — меня немедленно запрут. Я взвесила свое решение, и смогу отбыть вместе с вашим караваном даров.

В нем-то дочери Флавия самое место! Такое подношение двенадцатого сына и владыка не оставит без внимания — успехи молодого дипломата будет обсуждать весь южный двор!

Селим приблизил свою голову к девице.

— Мы переправим вас в Тассир в начале сентября, — обещал он еще тише, — и после сообщим владыкам. Если вы останетесь решимы, то нашим землям не грозит война.

На следующий миг его лицо переменилось — между танцующих пробрался молодой кузен царевны, где-то пропадавший полчаса. Принц лениво увел взгляд от своей жертвы на окно: шелковая нить с наживкой натянулась до предела — нельзя, чтобы ее теперь заметил цепкий хлыщ.

За его краденый соргуч Селим еще возьмется после Арис.

Глава 35. Фонарщики Итирсиса

В Итирсисе: 28 августа, понедельник

— Полагаю, я… ошибся, — слова давались Алессану так, будто их пришлось давить чесночным прессом. — Ничто в усадьбе советника не намекает на его причастность к распространению субаэратных лун.

Этом неприятным открытием юноша мог поделиться с отцом еще дома, но, поразмыслив, счел верным доложиться главе Приказа в служебный день и по регламенту. Он даже смиренно дождался очереди на лавке против секретарского стола, изводя владельца пытливым скучающим оком. Диего и сам удивился терпению сына и его непривычной сдержанности.

Подробный рапорт о провале эту кротость объяснил вполне.

Сыновьи розыски через историю одной монеты, были, конечно, баловством — теперь впечатление лишь подтвердилось. Выслушав доклад от самого начала, с получения Леей луны, Диего сухо покивал, записал все четыре возможных источника, но ставить к ним пригляд и не подумал.

«Выгнанный» казначеем Трифон уже четыре дня сидел по кабакам, и ловцы доложили — за рыдающим о горькой доле тереборщиком присматривают странные персоны. Напрямую с ним теперь нельзя общаться, да и сам Трифон еще ничего не узнал, но ставка на него вот-вот сыграет. Пусть даже тереборщика свезут в печатный двор с повязкой на глазах — самые опытные, осторожные ловцы отследят его перемещение. В тот же день отряд накроет цех и вытащит пластину.

Из добрых новостей была еще одна: среди мелких ловцов нашли того предателя, кто отравил еду Хавьера и втолковал ему веление наговорить на императорского сына. За это обещали подсобить с побегом при переводе между крепостями, но не сложилось — после оправдания царевича злодея никуда не стали увозить, как тот ни рыдал, что будет здесь прикончен.

Алессан стоял перед задумчивым отцом, не ведая размаха его истинных проблем, но даже