— Скажи, Льюис, а много ли приближенных моего отца остались в живых и разбрелись по Северу?

Да, я желала понять, много ли ртов бродит по этому свету и знают, что не рожала старшая дочь Долона. Слухи — это одно. Их ветер вон сколько гоняет. Но совсем иное, когда слова исходят от тех, кто видел и слышал сам.

— Я знаю Вегарта очень давно, Грета, и в полной мере осознаю, что после смерти Бирна он не успокоится. Так что считайте — не осталось никого. Разве что несколько женщин да их дети, но те и сами голову не поднимут. Вам требуется самой забыть, что вы не рожали, и всё. Она ваша дочь. И какой вздор, если вдруг кто-то скажет иначе. Однажды вы случайно встретили дракона. Провели ночь с ним и поутру, осознав, что он генерал — скрылись. После оказалось, что под сердцем ребенок. Ваш отец, чтобы скрыть позор, назвал его своим и оставил в доме. А вас сделал затворницей. Собственно, вы ею и являлись. Разве не могло быть так?

Я пожала плечами.

— Не знаю, Льюис, — прошептала, глядя себе под ноги.

«Могло! — раздалось в моей голове. Руни прищурился. — Ты забываешь, что есть ещё и моё слово. И оно таково: Юниль — рожденная в доме ханыма дочь феры Гресвиль. При этом на руке моей сестры был браслет дракона. Я не совсем понимаю мотивы генерала, но не желаю, чтобы в спину моей племянницы всю жизнь плевали сплетнями и таскали её имя по углам. Если Вегарт решил назвать её своей дочерью, то я всячески ему в этом помогу»

Улыбнувшись, я выдохнула.

Да, ведь есть ещё Руни и Амма.

— Мам, смотри! Там уже все пирожки едят, а мы еле тащимся. Не останется же ничего!

Моя мелочь обернулась, даже не подозревая, что сейчас решается её дальнейшая жизнь.

Её заботили лишь сладкие морковные пирожки.

— Всё тебе достанется, — успокоила я её. — Столько дадут — съесть не сможешь…

… Мы вошли на центральную деревенскую площадь. Повсюду горели большие костры. Как и в прошлый раз, воины Вегарта жарили мясо на острых металлических прутьях. А вот скамейки перенесли. Теперь они стояли кучно и не в тени деревьев. На них восседали деревенские кумушки и мужики, которые таскали сплетни не хуже баб.

Завидев нас, они зашушукались. С одной из лавок поднялась старенькая женщина, имени которой я не помнила, и махнула нам рукой.

— Амма, подруженька, а мы уж заждались! Пойдем к нам. Здесь место тебе приберегли.

Я видела, как недовольно поморщилась Амма. Нет, как и остальные местные кумушки, она любила поболтать. Посплетничать. Ну что таить?! Но я точно знала, что она никогда не выносит сор из избы. Ничего про нас не говорит и отмалчивается, всё больше слушая остальных.

Но сегодня ситуация была иной. Я оказалась в центре всех пересудов и придется ей несладко.

— Можно открутиться, — тихо шепнула я ей.

— Не стоит, доченька, я жизнь прожила. Знаю, что и как говорить. Ты мне, сынок, только скажи, когда вы впервые свиделись?

Губы Вегарта коварно искривились. Он крепко так призадумался. Взглянул на меня и медленно кивнул.

— О моём детстве мало что кому известно, Амма. А после того как переступил черту взросления и моя внешность изменилась, я и вовсе не много поскитался по миру. Исчез на несколько лет. Хотел место лучше найти и мать забрать. Это уже после меня брат с собой позвал в столицу. Как вернулся домой. Так что встретил Грету я, когда та ещё девочкой была. Полюбил нежно и трепетно. Но решил ждать. Потому исчез из ее жизни. А после, в аккурат семь лет назад, я нашел её вновь. Влюбил в себя волчицу. Но война развела. Вот и спрятал я вас на время в деревне этой, — он снова умолк и пригладил короткую бороду. — Там немного туману наведи о том, где ходила она ещё несколько лет. После додумаем историю, — Вегарт обернулся на Юниль, которую уволок Льюис в сторону полевой кухни. За ними тенью шел Руни. — В общем, детская любовь у нас, Амма. Чистая, невинная, пронесенная через года. Ничего конкретно не говори. Больше всё отмахивайся и выдай им только то, что я сказал. Все одно — изворотят все слова и новую историю придумают. И это нам на руку.

На нас продолжали таращиться. Ждали, когда же удастся вцепиться в Амму и выведать из нее всё.

— Зачем вся эта история? — искренне не понимала я. — Ты же можешь признать её своей.

— Слово одно — кровь другое, — немного грубо выдал Вегарт. — Я не желаю, чтобы постоянно при появлении моей девочки начинались пересуды. Хватит того, что я сам всё детство это терпел. Но я мужчина. Руни тоже. Его гордое звание бастарда ханыма только укрепит. Злости на этот мир накопит, и наивность в душе выгорит дотла. Ты уже моя жена. К тому же законнорождённая. А Юниль… Она не заслужила всего этого. Пусть у нее будет мама и папа. Бабушки. Со временем мы окончательно похороним всю эту грязную историю, и новая станет единственной истиной. В случае Юниль лучше всю жизнь жить во лжи и не догадываться о правде. К тому же Льюис расстарается и доделает при дворе то, что начали здесь мы. Просто прими как данность, Грета: так надо.

— Кровь, Вегарт. Многие услышат, что между вами нет родства, — шепнула я неуверенно.

— Грета, есть у меня один знакомый маг. Темный. Зельевар. Он быстро всё подправит. Фонить от нее моей кровью будет так, что за милю все будут знать, чья малышка идет. Морган и не то может.

Вегарт отмахнулся. Казалось, для него вообще всё это решенное дело.

Я же смотрела и не могла понять — разве так бывает? Перед глазами просто застыл образ отца. Ему родные дочери были не нужны. Даже я, рожденная от той, что он истинной назвал.

Он не интересовался мной. Не разрешал называть папой. Я и мысленно слово «отец» произносила с опаской и неким смущением. Словно слово это неприличное. Ханым Долон не знал, сколько у него дочерей. Живы были лишь старшие, да моя маленькая Юниль и то потому, что мама её обладала редкой магией. Он словно зверинец собирал. Коллекционировал детей.

Ценными для него были лишь Гасми