час дня и далее раз в полчаса до самого вечера. Царственно семеня некогда зелёными балетками, скрытыми под шелестящим нарядом в пол, она изображала величавую плывучесть по воздуху. Она медленно шла по Никольской, зеленью глаз сжигая и вновь возрождая всё живое на Земле. В жарком городском мареве она казалась миражом, сколь желанным, столь и недосягаемым, на что нельзя даже дышать, ибо оно тут же исчезнет… 
Короче, охотилась Лисицина профессионально. От крупной дичи не было отбоя. Дичь вытаскивала из пасти пивное горлышко, присвистывала и с готовностью лезла в барсетку за пятихаткой, которая давала право на несколько секунд приобнять Самодержавицу за тонкую талию в ожидании вылета многопиксельной птички. Императрица пополняла казну и дефилировала дальше, оставляя за сдавленной корсетом спиной оправдывающуюся перед супругой жертву.
 — Блять, Марин, не начинай, где я лапал-то?!
 Васильев ненавидел их всех. Он готов был отгрызть их шаловливые лапы и прибить к Кремлёвской стене, как украшают отрубленными воровскими руками врата базаров в каком-нибудь Адене. Но Россия пока ещё не Йемен, и тигру Васильеву приходилось соблюдать Уголовный Кодекс.
 Жуткая ревность объяснялась просто — Васильев был неизлечимо влюблён. Каждые полчаса, при виде Царской Особы, он засовывал в миксер боль, нежность, страдания, вожделение и отсутствие кислорода в лёгких, взбивал всё это дело в любовь и залпом опрокидывал в сердце. А вечером стягивал с себя полосатый костюм, засовывал в спортивную сумку и вечность ехал домой.
 Где каждый раз происходило одно и то же.
 — Почему нельзя купить баул побольше?! — недоуменно воскликнул костюм тигра, выпрыгивая из раскрытой сумки в прихожую.
 — Да куплю я тебе сумку, задрал ты уже! В понедельник сгоняю на рынок.
 — Бла-бла-бла. — Тигр по-кошачьи выгнулся, расправляя мятое тело. — Ты обо мне ваще не думаешь, Васильев.
 — Думаю.
 — Да-да-да… О бабёнке этой средневековой ты думаешь, а не о другане!
 — Начинааааается.
 — Продолжается! Чего сложного-то, я не понимаю?! Подошёл, за загривок схватил, в кафеху уволок, а там дело техники.
 — Пельмени будешь?
 — Буду, ты мне зубы не заговаривай.
 — Ты её видел? Она… она… Ну чо я ей скажу?
 — Я тя умоляю!! Комплиментик заковыристый ****анул, пока она соображает, за талию цап — и далее по вышеописанной мною схеме.
 — Отстань.
 — Яссссно. Тряпка.
 — Я не тряпка.
 — Тряпка-тряпка-тряпка-тряпка.
 Васильев картинно принюхался. Тигр насторожился — это был плохой знак.
 — Ты опять воняешь, что ли?! — «ошарашенно» спросил Васильев.
 — Не-не-не, вот не надо. — Тигр отступил в комнату.
 — Серьёзно, фууууу. Марш в стиралку.
 — Это подлая месть за правду! — Тигр метнулся под диван, но Васильев успел схватить его за хвост и потащил в ванную.
 — В стиралку, я сказал!
 — Ну бля, пожалуйста! Я не высохну до завтра!!! — вопил тигр, цепляясь суконными когтями за ковёр.
 — Мы оба знаем, что высохнешь! — Васильев был неумолим, яростно запихивая тигра в барабан.
 — Нет! Только не отжим!.. Куда ты пихаешь труселя?!.. Без порошка… Ну по минимуму…
 Дверца стиралки защёлкнулась.
 — Суууууукааааааа… — Приглушенно завопил узник дешевого «Сименса», отправляясь в центрифужный ад на 95 минут. Пока он отбывал наказание, Васильев сварил две пачки пельменей, половину из которых раздел до мяса (тигр тесто не приветствовал) и разложил по икеевским тарелкам. «Дзинь!», отрапортовала стиралка об окончании срока. Тигр откинулся, встряхнулся от носа до кончика хвоста, полчаса ходил по кругу и Васильева показательно игнорировал.
 — Иди есть, остыло уже.
 Тигр с наигранной неохотой и омерзением сожрал свою порцию и свернулся калачиком на полу.
 — Чо ты там разлёгся, на диван иди.
 — На *** пошёл, мудило кожаный.
 — Я тебя щас на полторы тыщи оборотов поставлю.
 — Всё-всё, иду-иду… Оп, а вот и я. М-р-р-р-р-р-р…
 — Да не трись ты о морду, мокрый же! Дай за ухом почешу… Кто у нас хороший тигр?
 — Я-я-я-я-я-я-я рррррррррррррр.
  …Однажды, когда тигр окончательно достал, а счётчик света из-за ежедневных наказаний накрутил какую-то неимоверную сумму за месяц, Васильев решился на безумный поступок — заговорить с императрицею. Он выискал в интернете самый залайканый комплимент и с ним наперевес двинулся навстречу судьбе, как только она в седьмой раз показалась на Никольской (первые шесть её явлений Васильев придумывал отговорки, чтобы не подходить). Первые 2 метра пути шли хорошо, но потом нейронная система Васильева дала сбой. Сначала он забыл комплимент. Потом — вообще слова. Далее в расход пошли буквы, и, поравнявшись с Кормилицей, Васильев чувствовал себя годовалым ребёнком, которого закрыли в тёмной комнате с миллиардом кубиков для обучения алфавиту. Лисицина смотрела прямо на безмолвную тигриную морду. Васильев лихорадочно нащупал в темноте буквы «е», «р», «и», «п», «т» и «в» и медленно собрал из них..
 — Привет.
 — Отвали. — Лисицина Вторая нетерпеливо смахнула тигра в сторону, и он одним прыжком очутился в туалете ГУМа.
  — Да ты просто жалок! Ёптать, пошей себе костюм пескаря, не позорь мой плюш! — Вопил тигр, выпрыгнув из сумки.
 — У тебя на лапе пятно какое-то…
 — Аааа, это мелкий ****юк загадил меня газиров… Бляяяя, на что ты намекаешь?!.. Нет!.. Только не в стиралку!! Я всё вылижу! Смотри, оно стало меньше!!!.. Сууууукааааааа…
  В это же самое время где-то в Алтуфьево разгоралось синее пламя бытового скандала.
 … — Он теперь точно уверен, что я сучка какая-то охуевшая! — Рассуждала Лисицина, аккуратно выкладывая на стол выщипанные бровинки. — Не заслоняй мне свет!
 Платье перестало кружить под потолком и остановилось за её спиной.
 — Бог мой, она рефлексирует из-за болвана в тигре! Лисицина! Перестань думать о всякой швали.
 — Да почему он шваль-то? Он… что он, не человек, что ли?!
 — Не человек твоего полёта! — Уточнило платье. — Ты — им-пе-рат-ри-ца! Всё, что ты делаешь, о чём думаешь и чем дышишь — это политика!
 — И любовь?
 — В первую очередь, детонька! Ты не должна её рассматривать как чувство! Думай о ней, как об инструменте.
 — Каком нах инструменте?!
 — Инструменте расширения нашего… эммммм… Государства. Оно пока маленькое, всего-то жалкие 27 квадратов, но удачная политика отношений…
 — Я не хочу об этом говорить!
 — Вот например намедни к тебе подошёл молодой человек в льняном костюме…
 — Мо-ло-дой?!
 — Не будь эйджисткой! Можно же было не выкобениваться и хотя бы изучить интеллигентно предложенную визитку…
 — Он пошутил про коня! Блять! Человек, который шутит про Екатерину и коня — это в принципе мудак! В льняном он костюме или водолазном!
 — …Так вот на этой визитке были слова «топ», «газ» и «никель». — Гнуло платье свою царскую линию.
 — Слушай! — Лисицина с силой выдернула щипчиками очередную жертву. — Ты-то кто такая! На тебе самой камни из бутылочного стекла, не тебе выёбываться!
 — Знаешь, я поняла! Я слишком велико для тебя!
 — Во всех смыслах!
 — Нахалка! — Взвизгнуло платье и удалилось в шкаф, громко хлопнув дверцами.
 — Ты Доширак будешь? — Крикнула вслед идеально ощипанная Лисицина.