— Вика, все намного сложнее. Странно, что ты этого не понимаешь.

— Чего я не понимаю? — злюсь. — Просто скажи честно: тебе не нужен чужой ребёнок. Поэтому ты бросил меня.

— Хорошо, я скажу тебе честно. — Влад тоже завёлся. — Мне нужна ты и мне нужно все, что с тобой связано. Включая твоего ребёнка. — Я крепче хватаюсь за перила, не веря своим ушам. — Однако у ребенка должен быть один отец и настоящий, а не какой-то непонятный левый мужик, которого мама притащила в дом и просит называть папой. Если ты, Вика, хочешь вырастить нормального ребенка без психологических травм, то ты должна быть с Арсом, а ваш ребенок должен жить в семье со здоровой атмосферой. Странно, что об этом беспокоюсь я, а не ты.

Я зависаю на несколько мгновений. А Влад продолжает:

— Представь, мы бы были вместе. Даже поженились бы. Но отец у твоего ребёнка-то Арсений, а не я. Ребенок бы рос и не понимал, почему папа и мама не вместе. А еще бы думал, а почему у меня два папы? В школе у всех один, а у меня два.

— Откуда это все в твоей голове? — выпаливаю.

Боже, ну он и копнул. У меня даже мыслей таких не было.

— Потому что я через это прошел!

— Через что ты прошел?

Влад тихо смеется и качает головой.

— У тебя никогда не возникало вопросов, откуда я знаю твоего отца?

— Он тебя крестил.

— А как это произошло?

— Ну, наверно, твои родители попросили его об этом. А как еще это происходит? Родители просят каких-то близких друзей покрестить их ребенка.

— Да неужели? И в каком месте ты заметила очень близкую дружбу моих родителей с твоими?

Я осекаюсь. Задумываюсь. Хм, а ведь правда. Мои родители и родители Влада не общаются. Очень-очень редко папа мог позвонить тете Соне, но все звонки обычно касались Влада и его поездок к нам в Израиль. Единственный раз, когда папа звонил тете Соне не по делам Влада, это когда просил, чтобы я пожила у Соболевых на период моего поступления в вуз в Москве. Ну, типа, Влад же у нас жил много и регулярно ездил с нами на курорты, можно один раз и мне пожить у Соболевых. Но дружбы между нашими родителями действительно нет. А мой папа и папа Влада вовсе, мне кажется, ни разу даже словом не обмолвились друг с другом.

— Я не знаю, — отвечаю растерянно. — И откуда ты знаешь моего отца?

— Моя мама была за ним замужем.

Я не ослышалась? То, что произнес Влад, не может быть правдой.

— Моя мама и Игорь поженились, когда я только родился, — спокойно продолжает, пока я оцепенела от изумления. — С моим отцом мама на тот момент рассталась, они не общались. Игорь официально усыновил меня, я рос с ним как с родным отцом. Меня звали Коган Владислав Игоревич. Мне не говорили правду, я думал, что Игорь мой родной папа. У меня было отличное детство с Игорем, я прекрасно помню то время. А потом мама решила воссоединиться с моим родным отцом, и в один день мне сделали объявление, что на самом деле Игорь мне не папа.

Я в полном шоке гляжу на Влада и чувствую, как мне в рот залетают снежинки. Потому что у меня в прямом смысле слова отвисла челюсть. Влад шумно вздыхает.

— Я не буду рассказывать, как меня водили к детским психологам. Я не буду рассказывать, как мне было тяжело свыкнуться с мыслью, что мой папа — это не мой папа, а на самом деле у меня другой папа. Я не буду рассказывать, сколько усилий пришлось приложить моему родному отцу, чтобы я его принял. Окончательно принятие всего этого ко мне пришло лет, наверное, в пятнадцать-шестнадцать. Сейчас у меня нет никаких психологических травм. Я люблю своего родного отца, а Игоря считаю близким другом и наставником. Но поверь, Вик, лучше ребенку через это не проходить.

Я не нахожусь, что сказать. У меня нет слов. Я в шоке и растерянности. Я ничего этого не знала. Почему от меня скрывали? Почему это держалось в секрете?

— Поэтому будет неправильно, если твой ребёнок будет расти со мной, а не с Арсом, — в глазах Влада появляется грусть. — Если отец жив и если он нормальный, а не алкаш или наркоман, то ребенок должен расти со своим родным отцом, а не с каким-то левым мужиком.

Фыркаю. Я немного отошла от шока, вызванного рассказом Влада. Снова могу выражать эмоции.

— Глупости. Куча людей разводится, а потом снова женится, дети растут с отчимами и мачехами и ничего такого в этом нет. Родной папа платит алименты, общается с ребенком, но ещё есть отчим. Что в этом такого?

— Да это бред, Вик. Твой ребёнок не скажет тебе спасибо за то, что ты променяла его родного отца на постороннего мужика. Я говорю о ситуациях, когда родной отец нормальный: не пьет, не употребляет, не сидит в тюрьме и так далее. Ребенок хочет здоровую семью: свою родную маму и своего родного папу. А когда мама бросает папу просто потому, что влюбилась в другого дядю, дети этого не понимают. Да тебя саму удочерили. Ты тоже через это прошла.

— Мои настоящие родители погибли, — сухо отрезаю.

Я не люблю обсуждать свое удочерение и своих настоящих родителей. Это болезненно. Даже с Владом — не хочу обсуждать.

— Вот именно. А хотела бы ты себе другую маму и другого папу, если бы твои родители были живы? При условии, что они нормальные: не пьют, не бьют тебя, любят, все для тебя делают. И тут раз — приходят Игорь с Леной и говорят: «Вика, а давай теперь мы будем твоими родителями? Мы тоже хорошие и тоже будем тебя любить».

Я молчу. В глубине души у меня есть ответ на вопрос Влада.

— Ты должна в первую очередь думать о том, что лучше для твоего ребенка. Ты теперь живешь для него,